Пчелы перестали жужжать.

Стол рухнул, превратившись в труху.

Потолок начал обваливаться.

Солнце погасло.

Финн выглянул в окно.

Небо быстро темнело. Гряды туч заслонили солнце. Поднялся ветер, резко и неожиданно похолодало. Изменился сам мир.

Киберкони во дворе превратились в дрожащие клубки сочленений, их глаза и шкуры сохли и рассыпались. Стены рушились, ров превратился в мертвую вонючую канаву, лужайки – в акры сухой степи.

Цветы увяли за считаные секунды, лебеди улетели прочь. Прекрасные клематисы и жимолость повисли убогими колючими плетьми, нежные лепестки унес ветер.

Одна за другой в доме распахивались двери; вниз по лестнице бежал караульный, богатая ливрея которого превратилась в разномастные серые обноски.

Кейро встал рядом с Финном:

– Что тут творится? Мы до сих пор в Тюрьме? Инкарцерон снова устроил зачистку?

У Финна в горле пересохло. Ответить он не мог.

Казалось, рассеиваются чары. Райское поместье Клодии умирало: дом превращался в неприглядные руины, золотистый каменный фасад тускнел на глазах, конюшня и птичьи клетки блекли, даже лабиринт вырождался в волглый ежевичник.

– Возможно, Тюрьма внутри нас, – пробормотал Джаред, и Финн обернулся. Роскошные бархатные портьеры висели клочьями, некогда белый потолок испещрили трещины. Сапиент нагнулся над сломанным столом и принялся шарить в древесной трухе.

Огонь в камине погас, на бюстах и портретах проступили следы неумелой реставрации. Особенно пугали стены – голограммы погасли, обнажив уродливые, никчемные пучки проводов и кабелей.

– Конец Эпохе! – Финн стиснул красную занавеску, и она расползлась под его пальцами.

– Так было всегда. – Джаред выпрямился с Перчаткой в руке. – Мы обманывали себя красивыми картинками.

– Но как…

– Энергия израсходована. Полностью. – Джаред невозмутимо оглядывался по сторонам. – Это настоящее Королевство, Финн. Вот что ты получил в наследство на самом деле.

– Так вы утверждаете, что тут сплошь обман? – Кейро пнул вазу, любуясь, как она разлетается на осколки. – Вроде пошлых Риксовых фокусов? И вы знали об этом? С самого начала?

– Мы знали.

– Да вы сдурели!

– Не исключено, – отозвался Джаред. – Реальность неприглядна. Эпоху придумали, чтобы защитить нас от нее. В конце концов, мир – то, что видит и слышит человек. Для него это единственная реальность.

– Да лучше бы я в Тюрьме остался! – разозлился Кейро, потом обернулся, осененный догадкой. – Так это все Тюрьма и устроила!

– Разумеется. – Финн потер ушибленное плечо. – Как же иначе?..

– Милорд! – В зал влетел запыхавшийся начальник караула. – Милорд! Королева!

Финн оттолкнул его и выбежал в коридор, Кейро бросился следом. Джаред задержался, чтобы спрятать Перчатку в карман плаща, и поспешил за ними. Быстро, как только мог, сапиент поднимался по большой лестнице – по гнилым ступенькам, мимо обглоданных мышами панелей. Заменявший оконные стекла плексиглас исчез, и на лестнице гуляли сквозняки. О своей башне сапиент старался не думать, хотя там-то стояло настоящее оборудование. Или нет?

Джаред замер, держась одной рукой за перила. Он вдруг понял, что наверняка не знает, на что из того, что прежде казалось незыблемым, можно положиться теперь.

Однако крах Эпохи огорчил его куда меньше, чем Финна и дикаря Кейро. Возможно, дело в болезни: она всегда казалась сапиенту крошечным изъяном совершенного Королевства, недостатком, который не спрятать, не исправить. А теперь все испорчено так же бесповоротно, как его организм.

В зеркале без серебрения появилось кривое отражение, и Джаред ласково улыбнулся себе. Клодия мечтала покончить с Протоколом? Что ж, возможно, Тюрьма сделала это за нее.

Однако, увидев открывающуюся с парапета картину, улыбаться ему расхотелось.

Поместье стало пустошью. Вместо лужаек – заросли кустарника, вместо зеленых лесов – голые деревья на фоне хмурого зимнего неба.

За одно мгновение мир состарился.

Тем не менее смотрели все лишь на вражеский лагерь. Яркие флаги, хлипкие палатки и шатры рухнули, лишившись опорных шестов. Кони испуганно ржали, ржавая броня опадала с воинов, мушкеты превратились в никчемное старье, хрупкие мечи крошились в руках.

– Пушки! – радостно воскликнул Финн. – Теперь из пушек стрелять не посмеют: так и подорваться недолго. Теперь они нам не страшны!

– Братец, этой развалине не нужны пушки, – сухо заметил Кейро. – Она от хорошего пинка развалится.

Запела труба. Из королевского шатра вышла женщина. Лицо она завесила вуалью и опиралась на руку юноши, который мог быть только самозванцем. Они вместе брели по лагерю, но в суматохе их едва замечали.

– Она сдается? – шепотом спросил Финн.

– Тащите сюда Каспара! – велел Кейро караульному. Солдат замялся и вопросительно глянул на Финна.

– Делай, как говорит мой брат, – сказал тот.

Караульный убежал, Кейро улыбнулся.

Королева подошла к краю рва и сквозь вуаль посмотрела вверх. На шее и в ушах у нее сверкали драгоценности. Ну, хоть они настоящие.

– Впустите нас! – крикнул самозванец. Самообладание улетучилось – он казался глубоко напуганным. – Королева желает говорить с вами!

Ни церемониала, ни Протокола, ни герольдов, ни придворных. Только растерянные женщина и парень.

Финн отступил от парапета:

– Опустите мост. Проведите их в Большой зал.

– Похоже, я не один такой, – шепнул Джаред, глядя вниз.

– В чем дело, наставник? – спросил Финн.

Сапиент наблюдал за скрытым под вуалью лицом королевы. В глазах наставника застыла бесконечная грусть.

– Финн, давай я сам ими займусь, – тихо предложил он.

Аттия глядела на трясущуюся дверь:

– Да их там сотни!

– Стойте здесь! – рявкнул Джон Арлекс. – Я Смотритель, я с ними разберусь. – Он спустился на заснеженный пол и зашагал на шум. Клодия внимательно следила за ним.

– Если там Узники, то они в отчаянии, – проговорила Аттия. – Значит, им стало невыносимо.

– И они ищут, кого бы порвать, – добавил Рикс. В глазах у него появился безумный блеск, который так пугал Аттию.

– Это все ты виноват. – Клодия гневно покачала головой. – Зачем только ты приволок сюда эту мерзкую Перчатку?!

– По приказу твоего дорогого отца, душенька. Я ведь тоже Волк из Стали.