и Валерий согласились с требованиями, а насчет децемвиров сказали, что по сути плебеи правы, но надо все же отказаться от этого требования ради всеобщего согласия, чтобы ни патриции не убивали плебеев, ни плебеи — патрициев. В конце концов договорились упоминание о судьбе децемвиров вообще исключить из выдвинутых требований. Сенат, узнав от вернувшихся Горация и Валерия о требованиях плебеев, согласился с ними. Даже децемвиры, не найдя в этих требованиях упоминания о своем наказании, решили более не сопротивляться и без разговоров сняли с себя полномочия. Только Аппий, понимая, что его не оставят в покое, заявил, что отказывается от звания децемвира, хотя и прекрасно понимает, что враги, а ими он считал абсолютно всех плебеев, только на время отложили нападение, ожидая возвращения им их оружия, т. е. народных трибунов. Постановили также, что великий понтифик немедленно организует выборы. Дело в том, что других должностных лиц, которые имели бы право организовать выборы, в Риме в то время не было, так что только лицо, обладавшее религиозным авторитетом, могло беспристрастно провести выборы народных трибунов.

Приняв такое решение, сенат отправил к войску и плебеям послов с этим известием. Их сопровождали почти все, кто еще оставался в городе. Тем временем плебеи, не дождавшись сведений о решении сената, покинули лагерь и сами пошли к городу. На полпути обе толпы встретились. Все ликовали и поздравляли друг друга с восстановлением свободы. Плебеи вернулись на Авентин и там под председательством великого понтифика избрали новых народных трибунов. Позже были избраны и консулы. Ими стали Валерий и Гораций, которые так смело выступали против тирании децемвиров и столь много сделали для восстановления общественного согласия. Народный трибун Дуиллий предложил закон, по которому любой, кто в будущем захочет лишить плебеев народных трибунов или права обжалования будет предан смертной казни или телесному наказанию.

Но и на этом дело не кончилось. Плебеи, не сумев добиться осуждения децемвиров, решили преследовать их поодиночке. Первой же жертвой стал, естественно, Аппий Клавдий, а обвинителем — Вергиний. Когда Вергиний вызвал Аппия на суд, тот пришел в сопровождении патрицианской молодежи, но это не смутило ни собравшихся на форуме плебеев, ни самого Вергиния. Он предъявил Аппию обвинение в том, что тот вопреки законам приговорил свободного человека к рабству. Аппий, не видя больше никакой защиты для себя, решил воспользоваться правом апелляции к народу, им же самим, в бытность децемвиром, отмененное. Но Вергиний выступил с новой обвинительной речью, напоминая о жестокости и своеволии Аппия, и заявил, что сколько раз Аппий будет апеллировать к народу, столько раз он, Вергиний, будет его обвинять. Тогда было принято решение заключить Аппия в тюрьму до суда, день которого был уже назначен.

В Рим прибыл дядя бывшего децемвира Гай Клавдий. В свое время он выступал против децемвиров и даже собственного племянника, а когда ему не удалось убедить его сложить полномочия, уехал из Рима. Теперь он вернулся и стал просить народ не позорить род Клавдиев, столь много славного сделавший для римского народа. Отвечая ему, снова выступил Вергиний и просил скорее пожалеть его и убитую дочь, чем виновника ее смерти и его страданий. И народ внял Вергинию. Когда Аппий узнал об этом, он в тюрьме покончил с собой.[192]

Потом гнев народа пал на другого бывшего децемвира — Спурия Оппия. Его обвинили в том, что он присутствовал при несправедливом приговоре и не помешал ему; обвинили его и в незаконных наказаниях римских граждан. Оппия тоже заключили под стражу, и он, как и Клавдий, покончил жизнь самоубийством. Остальные децемвиры сами уехали из Рима. Вергиний простил Марка Клавдия, который по настоянию Аппия выдвинул претензии на Вергинию, но тот предпочел покинуть Рим. На этом закончилась история правления децемвиров.

Выступление Канулея

Спокойствие в Риме продолжалось недолго. Среди законов, составленных децемвирами, был один, запрещавший законные браки между патрициями и плебеями. Сначала плебеи не придали особого значения этому закону. Но скоро они поняли, что он ставит их в совершенно униженное положение. И вот народный трибун Гай Канулей выступил с предложением позволить законные браки между двумя сословиями римского народа и предложением, чтобы римский народ мог избрать консулом любого гражданина, будь он патрицием или плебеем. Патриции этим страшно возмутились. Ведь до того времени консулом мог быть только патриций, а уж о законных браках с плебеями они и думать не могли. Патрициев возглавили консулы этого года Марк Генуций и Гай Курций. Не зная, как лучше воспрепятствовать обсуждению предложений Канулея, они решили воспользоваться таким поводом, как война, даже если та будет неудачной: под предлогом внешней опасности всегда можно отложить, а то и вовсе похоронить обсуждение внутренних проблем. Было объявлено, что жители Ардеи, ранее подчинявшиеся Риму, теперь вышли из-под его влияния, что этруски из Вей разоряют пограничные земли, а вольски и эквы якобы готовятся к большой войне с Римом. Если это и было правдой, то слухи о грозящей опасности были, конечно, явно преувеличены. Но консулы под этим предлогом тотчас объявили воинский набор. Канулей разгадал замысел консулов. Он объявил, что не разрешит проводить набор, пока его предложения не будут приняты.

Это чрезвычайно разозлило патрициев. Город забурлил. Консулы, созвав сенат, заявили, что безумство народных трибунов превосходит все пределы и в Риме происходит внутренних войн больше, чем город ведет со своими внешними врагами, что именно мятежи и вознаграждаются лучше всего. Убеждая сенат ни за что не уступать Канулею, консулы говорили, что если его предложения станут законами, то все роды смешаются в один сброд и никто уже не будет знать своих законных родственников, собственных святынь, а дети от смешанных браков, будучи полупатрициями-полуплебеями, будут в разладе сами с собой, нарушится прежний обряд гаданий по птицам, а если же будет разрешено избирать консулами и плебеев, то избраны, конечно же, будут самые мятежные из них, наподобие Ицилия и Канулея.

Канулей же, созвав на собрание плебеев, говорил, что плебеи не требуют ничего лишнего: ведь разрешаются же законные браки между римлянами и иностранцами, так почему же нельзя согражданам вступать в такие же браки, а разрешение (не обязанность) избирать консулами плебеев лишь подтверждает суверенное право римского народа доверить высшую власть в государстве любому гражданину. Отказ патрициев признать за плебеями права на законный брак с ними и на высший пост в республике ясно говорит о глубоком презрении к ним патрициев; если бы была их воля, то патриции запретили плебеям ходить по одним с ними улицам, дышать одним воздухом;