Вероника Николаевна развела руками.

– Разве бывшие заключенные не обязаны вернуться поместу прописки и потом отмечаться в милиции?

Секунду высокопоставленная сотрудница ГУИН, не мигая,смотрела мне в лицо, потом сухо сказала:

– Человек, отбывший наказание, искупил свою вину, онвосстанавливается в гражданских правах, получает паспорт и волен жить так, какхочет, и где пожелает. Главное – это больше не нарушать закон. Многие, вернееподавляющее большинство, естественно, возвращаются к своим семьям, но кое-ктопредпочитает начать новую жизнь с нуля. Очевидно, ваш брат из таких. Увы, ничемпомочь не могу. Других сведений у нас нет.

Я вышла на улицу, добрела до «Макдоналдса», купила биг-мак истала разворачивать хрусткую бумагу. Интересная, однако, складывается картина.По сведениям из милиции, господин Сироткин прописан по Слободской улице, вквартире, где прошли его детство и юность. Клавдия Васильевна имеет на рукахбумажку о смерти сына… А в ГУИНе преспокойненько сообщают, что он живымосвободился аж в 1994 году. При этом Рюриков врет своей жене, будто встретилсяс Сироткиным в Коломне, где парень и скончался, скорбя о своей матушке. Но уменя-то другие сведения. Милейший Яков Петрович отбывал наказание в Коми, вгородке Бобров… Ну и что делать? Где искать этот живой труп? Времени-то совсемне осталось…

Внезапно у женщины, сидевшей за соседним столиком, зазвонилтелефон.

– Да, – отозвалась та, – ой, спасибо, чтонапомнил, тут рядом телеграф, пойду, отправлю ему поздравление нахудожественном бланке.

Услыхав эти слова, я так и подскочила. Телеграмма!

Боже, какая я дура! Ведь совсем недавно сидела в«Макдоналдсе» вместе со страстным любителем женщин Андреем Венедиктовым. Мызвонили тогда тетке, похоже пьяной, которой Сироткин отправил телеграмму.Венедиктов записал ее телефон, адрес, имя и отчество на салфетке… А я сунулаэтот клочок бумаги в сумку… Господи, сделай так, чтобы он не потерялся.

Я быстро вытряхнула на столик содержимое баульчика ипринялась трясущимися руками перебирать …носовой платок, расческа, ключи, паракарамелек, невесть откуда взявшийся пятиграммовый пакетик с сахарным песком,шариковая ручка, помятый блокнотик, еще один платочек, на этот раз бумажный…Нет, о радость, это салфетка…

Я развернула скрученный комок и с облегчением увиделанесколько цифр и пару строчек, написанных крупным, четким почерком.

Телефон-автомат нашелся на углу. Я запихнула карточку в железноенутро и принялась считать гудки: раз, два, три. На десятом подумала: «Небось наработе», но тут в ухе раздалось недовольное, сонное:

– Алло…

– Ковалева Людмила Сергеевна?

– Надо чего? – весьма невежливо буркнулаженщина. – Ну, слушаю!

– Вас беспокоят с Центрального телеграфа…

– Кого?

– Вас беспокоят с Центрального телеграфа…

– Кому?

– Вас беспокоят с Центрального телеграфа! –заорала я.

– Зачем?

– Знаете Якова Сироткина?

– Где?

И тут только до меня дошло, что милейшая дама пьяна в дым.

– Яшка, – неожиданно протянула Людмила, – ты,что ли? Хрена звонить? Отвали, урод!

В трубке противно запищали гудки. Я тяжело вздохнула, делатьнечего, придется ехать к Ковалевой. Надеюсь, она одна.

Надежды оправдались, Людмила Сергеевна открыла дверь и, чтобыне упасть, ухватилась за косяк.

– Блин, ты кто такая?

– Оператор с телеграфа.

– Оператор, – протянула Людмила, потом икнула испросила: – Значит, снимать приехала?.. Ну и где твоя камера, блин?

– В машине, блин, – ответила я и, отодвинув дамуплечом, бесцеремонно вошла в богато убранную квартиру.

– Эй, эй, куда? – забормотала заплетающимся языкомхозяйка.

– У тебя есть марганцовка?

– Ну…

– Где?

– В ванной, – вновь икнула хозяйка, потомнетвердой рукой ухватила бутылку коньяка и попыталась скрутить пробку.

Я выхватила «Мартель» и вылила содержимое в раковину.

Долгая жизнь среди нищих алкоголиков научила меня несколькимкрайне простым, но эффективным приемам. Не успела Людмила опомниться, как передее носом оказался стакан со светло-розовой жидкостью.

– Это чего, блин?

– Пей, блин.

– Не хочу.

– Давай, давай, коктейль «Крепкий марганец»!

– Коктейль – это клево, – захихикалаЛюдоедка, – уважаю, блин.

Двумя глотками она осушила емкость и прислушалась к своимощущениям, потом пробормотала:

– Слабоват, не забирает.

– Еще один глотай, – приказала я, – сейчаскайф прилетит.

Алкоголичка послушно опрокинула следующую порциюмарганцовки, потом проблеяла:

– Блевать тянет.

– Прошу, – отступила я в сторону, – давайбегом к фаянсовому другу.

– Куда? – прошептала Людочка.

– В сортир.

Хозяйка метнулась к двери санузла, я услышала жуткиебулькающие звуки и пошла наливать ванную. Минут через десять побледневшая, нослегка посвежевшая женщина выпала из уборной в коридор.

– Иди сюда, – поманила я ее пальцем.

Очевидно, алкоголь вовсю бродил в ее венах, потому что дамапокорилась, не выказывая никакого удивления. Я ввела ее в ванную и сунула вводу.

– Холодно, – взвизгнула пьянчужка и попыталасьвстать.

– Сидеть, – велела я, – сейчас хорошо станет,на, выпей…

Наверное, спирт начал постепенно покидать организм, потомучто Людмила почти нормально сказала:

– Что это? Воняет больно.

– Ничего, ничего, новая настойка.

– Какая?

– Нашатыровка в марганцовке.

– Чего?

– Пей!

Людмила Сергеевна опрокинула стакан и затряслась крупнойдрожью:

– Ой, щас стошнит!

– Валяй.

– Пусти.

– Куда?