– В туалет.

– Давай сюда, – приказала я, подсовывая ей под ностазик, – действуй, не стесняйся!

Хозяйка послушалась, потом попила ледяной воды из ванны и,продолжая трястись, поинтересовалась:

– Это когда же я опохмелщика вызвала? Не помню…

– Ты вообще чего-нибудь помнишь?

– Отцепись, – гавкнуло небесное создание,окончательно придя в себя, – дай полотенце. Что это у вас за методы такие?Раньше приезжали, всегда капельницы ставили, с улыбочкой, а теперь… Давай полотенце,живо!

– Не визжи, – сказала я и швырнула ей розовуюбанную простыню, – вылезай и иди ко мне.

Когда милейшая Людочка, вытирая голову, вошла в красивообставленную кухню, на столе стояла чашка крепчайшего черного кофе с четырьмякусками сахара.

– Пей!

Людмила машинально глотнула и поморщилась:

– Фу, сладко, просто сусло, я такое не пью.

– Конечно, ты привыкла принимать горькое, но сейчаспослушайся и выпей. Ей-богу, лучше станет!

Людмила Сергеевна моргнула красными глазами и снова залпомопустошила емкость. Потом она рухнула на стул, обхватила голову руками изарыдала:

– Ой горе, горе, горе!

– Что у тебя случилось? – спокойнопоинтересовалась я. – Любимая канарейка умерла?

– Жизнь моя – сплошной ужас и катастрофа, –развешивала сопли дама, – одна сплошная катастрофа, одна катастрофа…

– Ты Якова Сироткина знаешь?

Ковалева перестала стонать.

– Яшку? Конечно. Сволочь он.

– У тебя есть его телефон?

– Где-то был, – пробормотала Людмила, потянулась кзаписной книжке и спросила: – Погоди, погоди, а тебе он зачем?

– Да вот, – пробормотала я, – он тебетелеграмму отправлял с Центрального телеграфа, дал пятьсот рублей, а сдачу невзял!

– Так ты не опохмелщик? – протянула Люда изахохотала. – Во, юмор, а я-то, думаю, как это вызвала – и не помню!

Я деликатно промолчала. По-моему, в том состоянии, в которомона только что находилась, можно много наворочать, а потом и не вспомнить.

– Это ты из-за пятисот рублей так стараешься? –взвизгнула Людмила. – Ну дела! Возьми себе и забудь, цирк, да и только. Икак ты только мой адрес узнала!

– Адрес в телеграмме указан.

– Умереть, не встать, – веселиласьКовалева, – первый раз такую дуру вижу! Слушай, давай выпьем зазнакомство, а?

– Обязательно, – пообещала я, – только даймне телефон Сироткина, а еще лучше адрес…

Людмила порылась в книжке, потом проговорила:

– А нету!

– Как это? – удивилась я.

– Вишь, чего случилось, – потрясла растрепаннымблокнотом Люда, – страничка на С потерялась, я ее посеяла, ума не приложугде!

– Дай сюда, – велела я и выхватила у нее из рукпухлую книжечку.

Страничка, где должны быть записаны сведения о людях, чьифамилии начинаются на букву С, действительно отсутствовала. – А не помнишьнаизусть телефон Якова?

– Нет, конечно, – хмыкнула Людмила, – он мнечеловек посторонний.

– Да? – удивилась я. – Как же так? Говоришь,плохо знакомы, а в день рождения он тебе телеграммы шлет…

Ковалева расхохоталась.

– Знаешь, кем работаю?

– Нет.

– Санитарным врачом на Бутовском рынке. Меня, знаешь,сколько народу с именинами поздравляет? Все дружить хотят, потому как я посленачальника второй человек, могу весь товар завернуть, а могу и глаза закрыть,поняла?

– Конечно, – кивнула я, – только при чем тутСироткин?

– Как это? – удивилась Людмила. – Он у насбакалеей торгует, пять вагонов имеет, крутой бизнесмен. Мука, сахар, крупа,соль, подсолнечное масло… Ему со мной дружить надо, вот и старается, уважает!

Она хрипло рассмеялась.

– Где этот твой Бутовский рынок? – безнадежноспросила я.

– А тут, прямо за углом, – ответилаЛюдмила, – аккурат возле метро. Эй, ты куда, а выпить?

– Извини, – крикнула я, выскакивая задверь, – аллергия у меня на спиртное, даже нюхать не могу!

Рынок раскинулся в двух шагах от станции подземки. Железныевагончики со всякой всячиной стояли тесными рядами, по проходам толкалисьпокупатели, у каждого второго в руках тележка на колесиках, набитая под завязкукоробками, банками и пачками. Отыскав точку, торгующую мукой, я спросила убойкой хохотушки:

– Слышь, девушка, твоего хозяина Яков Сироткин зовут?

– Не-а, – протянула гарная дивчина, зевая, –Мамед.

Не теряя надежды, я принялась бродить по оптовке, заглядываяв каждый магазинчик, где торговали бакалеей. Таких оказалось пятнадцать штук.

Из них десять принадлежало Мамеду, а пять Ибрагиму…

В полном отчаянии я поинтересовалась у тощего паренька,тосковавшего в насквозь пропитанном запахом корицы павильончике:

– Ну как же так, мне ваш санитарный врач Люда Ковалевасказала, что пять торговых точек с бакалейным товаром имеет Яков Сироткин, атут повсюду Мамед и Ибрагим!

Продавец оторвался от газеты «Мегаполис» и словоохотливопояснил:

– Может, и, правда, какой-то Сироткин торговлю держит,а наш Ибрагим у него арендует… Тут в хозяевах не разберешься без пол-литра.Мне, честно говоря, без разницы, чей вагон. Дают каждый вечер семьдесят рублей– и покедова. Мамед, Шмамед, Бамед, мне один леший, лишь бы платил исправно.

– А где можно найти Ибрагима?

– Вон шашлычная у входа…

Я пошла на запах жарящегося мяса. В маленьком трактирчикецарил абсолютно восточный дух. Среди посетителей ни одной женщины, толькочерноволосые мужчины со смуглой кожей сидели за шаткими столиками. Слышалсястук игральных костей, несколько человек коротали время за нардами, а откуда-тоиз-под потолка доносилась арабская музыка. «Я хабиби, – пел высокий то лиженский, то ли мужской голос, – я хабиби».

Когда я вошла в «чайхану», присутствующие даже неповернулись. Только продавец, тоненький юноша с маслеными глазками, заулыбалсяи спросил: