Он покачал головой и слегка прищелкнул языком: т-т-т…

– Я вам верю, но не отпущу одну в Нью-Йорке красивую девушку в вечернем платье и очках в третьем часу ночи. Я вас провожу.

– Уже действительно третий час?

– Мм-хм.

Когда он унес поднос и чашки в кухню, Манхэттен успела взглянуть на листок в пишущей машинке. «Глава 7», прочла она заголовок. И обрывок фразы: «…дверь закрылась за ней, как…»

Он вернулся.

– Не очень похоже на протокол, – сказала Манхэттен.

– Я перепечатываю набело книгу одной знакомой.

– Джулии?

– Нет, – ответил он, улыбнувшись половиной рта. – Не Джулии.

На улице шел снег крупными хлопьями и, наверно, уже давно: черноты асфальта совсем не было видно. Свободную машину удалось найти довольно далеко, у церкви. Когда они сели, Манхэттен обхватила себя руками. Она снова чувствовала внутри холод, и вместе с ним вернулись гадливость и сомнения.

Голос Скотта Плимптона подействовал на нее как ложка сиропа после приступа кашля, хотя вопрос ее ошеломил.

– Этот юноша, с которым вы танцевали сегодня… Он родственник Стайнера?

– Почему вы спрашиваете? – напряглась Манхэттен.

Она искоса посмотрела на него. Даже плечами он пожимал неспешно.

– Просто так. Мне показалось, они похожи.

Сказано было как само собой разумеющееся, без задней мысли, в этом она почти не сомневалась. Но какое, однако, чутье. В один вечер он обнаружил то, что ей было невдомек две недели.

– Вы замечательный детектив, мистер Плимптон.

– Спасибо, мисс Балестреро. Но это не ответ на мой вопрос.

– Он секретарь Стайнера, – тихо сказала она. – Кажется, они дальние родственники.

– Вам холодно? – спросил он, увидев, что она снова дрожит.

Взяв ее за руки, он стал растирать их между своими ладонями, теплыми и чуть шероховатыми. Именно это ей и было нужно. Немного тепла и шероховатости. Она высвободила руки и спрятала их в карманы.

Они доехали до 78-й улицы. Вокруг было бело, снег валил всё гуще. Под снежной повязкой на макушке фонарь у дверей «Джибуле» стоял в позе тяжелораненого, сбежавшего из госпиталя.

– Спасибо вам за всё, мистер Плимптон, – сказала Манхэттен. – Нет, не выходите. Я сама найду дорогу до крыльца.

Она медленно открыла дверцу. Ледяной воздух ворвался внутрь такси. Скотт Плимптон вдруг перегнулся через нее и снова закрыл. Она осталась сидеть, прижавшись спиной к дверце, и их лица оказались очень близко друг к другу.

– Я бы очень хотел еще увидеться, – сказал он тем свойственным ему тоном, в котором – она только теперь начала это понимать – как будто пришепетывала усталость, но на поверку это был лишь снисходительный скептицизм.

– Да, – ответила она.

– Вы тоже?

– Да.

– Когда?

– Да.

– Ответ не по теме.

– В субботу?

– Отлично. Я вам позвоню.

Он открыл дверцу и смотрел, как она идет сквозь снег, минует тяжелораненого и сражается с замком. Когда она вошла, Скотт Плимптон дал шоферу свой адрес и поудобнее устроился на сиденье.

– Славная малышка, – сказал шофер в зеркальце заднего вида. – Жаль, что эти красивые очки скрывают неказистые глазки.

Много раньше, в самом начале вечера, когда снег еще не накрыл большой город, Пейдж вышла из театральной школы. Она несколько раз пыталась извиниться перед Люком за свою давешнюю грубость, но Люк ее подчеркнуто игнорировал.

Она взглянула на часы на Карнеги-холле, надела перчатки, подняла воротник и пошла вниз по Бродвею пешком. За неделю до Рождества город выглядел празднично.

Санта-Клаусы разгуливали на каждом углу, и даже дети им не удивлялись. Пейдж встретила одного, который пил шаста-колу в аптеке «Уолгрин», куда она зашла полистать «Бродвей спот» и прочесть последнюю хронику Эддисона.

Она долго шла, не замечая жгучего холода, и всё время видела впереди Эмпайр-стейт-билдинг. Остановилась у витрины «Мэйсис», поглазела на четверку северных оленей, запряженных в сани, послушала шарманку Армии спасения, игравшую рождественский гимн Adeste Fideles. Под звуки песни Winter Wonderland в исполнении мужчины с голосом Перри Комо юноша в расшитом блестками колпачке, торговавший в одном из рождественских киосков возле Брайант-парка, подарил ей блестящее сахаром карамельное яблочко и сказал, что она красивая.

– Совсем одна? – попытал он счастья.

Пейдж, улыбаясь, покачала головой, поблагодарила за яблочко и ушла. Немного не доходя до Эмпайр-стейт, она свернула на запад, на 38-ю улицу, и вскоре вошла под безмятежную сень Тюдор-Сити.

Она приходила сюда всё чаще и уже призналась себе, что, застань ее Эддисон, ей абсолютно всё равно. Она посмотрит ему прямо в глаза и скажет, что…

В глубине сквера, напротив Холден-билдинг, Пейдж привычно прислонилась к углу статуи из розового гранита, изображавшей какую-то греческую богиню – она не знала какую, – и не спеша лакомилась карамельным яблочком, исходившим паром в морозном воздухе.

Французские окна наверху светились. Эддисон был дома.

Прошел час, закружили первые снежинки, а продрогшая Пейдж неподвижно стояла на том же месте. Она не знала, чего ждет, зачем вообще здесь торчит, но уйти не могла. Она так долго задирала голову к тринадцатому этажу Холдена, что болела шея, так пристально смотрела на окна, что щипало глаза.

Такси обогнуло сквер и остановилось перед зданием. Снежные хлопья в свете фар метались, как бешеные кошки.

Внутри машины вспыхнул огонек зажигалки, язычок пламени приблизился к сигарете, которую держали два пальца, обтянутые красивой перчаткой. Через минуту открылась дверца, и вышел мужчина. Пейдж узнала фетровую шляпу Эддисона.

Его спутница в красивых перчатках осталась в машине, и он наклонился к открытой дверце, прощаясь с ней.

– Увидимся на «полковничьей» репетиции «Маленького чуда»? – сказала женщина. – В понедельник?

– Отлично, – ответил Эддисон. – До понедельника.

Пейдж не могла как следует разглядеть женщину из-за бликующего стекла и снежной завесы, но с облегчением отметила, что они не поцеловались. Эддисон ждал, пока такси не скрылось вдали, и только тогда направился к освещенному холлу Холдена.

Он вошел не сразу. Помедлил под стеклянной маркизой, резко развернулся, будто что-то услышав. Пейдж подумала было, что он заметил ее. Но нет. Он постоял на пороге, задумчиво глядя на снежные хлопья. Эддисону Де Витту просто захотелось посмотреть, как идет снег. Пейдж засунула окоченевшие руки поглубже в карманы и, словно подталкиваемая ветром, отделилась от гранитной богини, вышла из тени и шагнула к нему.