о тонких связях между мирами, о том, как воля волшебника может изменять саму ткань бытия. Беллатрикс же фокусировалась на практике — показывала конкретные техники, упражнения, помогала Гарри установить контроль над его стремительно растущей силой.

Постепенно в замок прибывали и другие ученики — те, кого профессор Малик отобрал для ранней адаптации к новой программе. Среди них были дети из магических семей, которые проявили особую восприимчивость к энергии Инферно, и маглорождённые с редкими магическими дарами. Гарри подружился со многими из них, но особенно близок стал с девочкой по имени Луна Лавгуд — странной, мечтательной блондинкой, которая, казалось, с рождения видела то, что было скрыто от обычных глаз.

— Твоя аура очень красивая, Гарри, — сказала она при их первой встрече. — Зелёная, как молодые листья весной, с золотыми искрами. Это значит, что ты несёшь в себе большие перемены.

В обычной ситуации Гарри смутился бы от таких слов, но теперь, когда его восприятие расширилось, он сам видел ауры людей и понимал, о чём говорит Луна. Её собственная аура была серебристо-голубой, как лунный свет на воде, с радужными переливами на краях.

— А твоя похожа на звёздное небо, — ответил он. — Как будто в тебе заключена целая вселенная.

Они часто проводили время вместе, исследуя замок, делясь открытиями, обсуждая странные и прекрасные явления, которые становились всё более частыми по мере того, как трансформация Хогвартса продолжалась. Стены, покрытые причудливыми светящимися узорами; портреты, чьи обитатели теперь могли выходить из рам и общаться с учениками как трёхмерные проекции; лестницы, которые не просто двигались, а плавно трансформировались, изменяя саму пространственную геометрию замка.

Однажды вечером, когда Гарри и Луна сидели на Астрономической башне, наблюдая за необычным явлением — слиянием звёзд в новые созвездия, мальчик внезапно осознал, насколько изменилась его жизнь за эти короткие недели.

— Знаешь, — сказал он, глядя на звёздное небо, где созвездие Ориона медленно перестраивалось в совершенно новую конфигурацию, — иногда я боюсь, что проснусь и окажусь снова в чулане под лестницей. Что всё это — просто сон.

Луна повернулась к нему, её серебристые глаза в полумраке казались почти светящимися.

— Нет, Гарри, — мягко ответила она. — Это не сон. Или, может быть, всё как раз наоборот — ты проснулся от долгого кошмара и наконец увидел реальность такой, какой она всегда должна была быть.

Гарри задумался над её словами. Возможно, она была права. Может быть, жизнь у Дурслей, годы одиночества и страха — вот что было ненормальным, искажённым, ненастоящим. А это — Хогвартс, магия, друзья, наставники, которые действительно заботятся о нём — и есть истинная реальность.

— Кстати, ты заметил? — спросила Луна, указывая на его руки.

Гарри опустил взгляд и увидел, что тонкое зелёное сияние, которое теперь постоянно окружало его, изменилось. В нём появились золотистые нити, плавно переплетающиеся с изумрудным светом, создавая удивительный узор.

— Это значит, что твоя магия эволюционирует, — объяснила Луна. — Синтезирует новые качества. Профессор Малик говорит, что такое происходит, когда волшебник находит своё истинное призвание, своё место в мире.

— Своё место в мире, — эхом повторил Гарри, разглядывая переливы света на своих ладонях. — Да, пожалуй, так оно и есть.

* * *

Однажды утром Сахиби предложил Гарри нечто особенное — возможность связаться с его родителями через тонкую грань между мирами. Не просто почувствовать их присутствие, как на Поляне Единства, а действительно увидеть, услышать их голоса.

— Это очень сложный и энергетически затратный ритуал, — предупредил профессор. — Мы сможем удерживать контакт лишь несколько минут. Но я чувствую, что ты готов к этому опыту.

Они собрались в Комнате Стихий — Сахиби, Беллатрикс, Гарри и, к удивлению мальчика, сам директор Малик. Комната была приготовлена для особого ритуала — в центре светящегося узора на полу теперь находился неглубокий бассейн с серебристой жидкостью, похожей на ртуть, но светящейся изнутри мягким перламутровым светом.

— Это Зеркало Душ, — объяснил Малик, указывая на бассейн. — Оно позволяет на короткое время истончить вуаль между миром живых и тем, что за его пределами.

Директор выглядел особенно внушительно сегодня — его шартрезовые глаза светились ярче обычного, а вокруг его фигуры колебалось лёгкое синеватое марево, словно ореол неземной энергии.

— Гарри, — мягко сказал он, кладя руку на плечо мальчика, — то, что ты увидишь и почувствуешь, может быть очень эмоционально. Но помни — это настоящий дар, возможность, которой не было у волшебников с древнейших времён. Цени каждое мгновение.

Гарри молча кивнул, не в силах произнести ни слова от волнения. Увидеть родителей — то, о чём он мечтал всю свою сознательную жизнь. Даже в самых смелых фантазиях он не представлял, что это возможно.

Ритуал начался. Сахиби и Беллатрикс встали по разные стороны от бассейна, соединив руки над серебристой поверхностью. Малик занял позицию позади Гарри, положив ладони ему на плечи.

— Закрой глаза, Гарри, — тихо сказал директор. — Почувствуй, как твоя магия соединяется с нашей, как образуется мост между мирами. Представь своих родителей — не как фотографии, а как живых людей, любящих тебя, ждущих встречи с тобой.

Гарри послушно закрыл глаза, сосредотачиваясь на образе родителей. Проблема была в том, что он почти не помнил их — лишь смутные ощущения, обрывки воспоминаний, похожие на сны. Но постепенно, под мягким руководством Малика, образы стали проясняться, обретать форму и цвет.

Он почувствовал, как его собственная магия — зелёное сияние с золотыми нитями — сплетается с синим пламенем Сахиби, кристальным светом Беллатрикс и многослойным, сложным сиянием Малика, создавая единый поток энергии, устремлённый куда-то… за пределы обычной реальности.

— Открой глаза, Гарри, — произнёс голос Малика, и мальчик почувствовал, как странная вибрация прошла через всё его тело. — Смотри.

Гарри медленно открыл глаза и едва не закричал от изумления и восторга. Поверхность Зеркала Душ больше не была серебристой — она превратилась в окно, через которое он видел две фигуры, окружённые мягким золотистым светом.

Его родители. Молодые, красивые, такие… настоящие. Лили с её изумрудными глазами — точно такими же, как у него, — и длинными рыжими волосами. Джеймс, в котором Гарри с удивлением узнал многие свои черты — непослушные чёрные волосы, форму лица, даже манеру стоять.

— Мама? Папа? — прошептал он, не в силах поверить своим глазам.

— Гарри, — голос Лили, мелодичный и тёплый, словно летний ветерок, — наш дорогой мальчик.

— Сынок, — Джеймс смотрел на него с гордостью и нежностью, которые Гарри