— Слушай, друг лисовин, мне нужен станнер.

Он озадаченно моргнул, затем деловито осведомился:

— На хрена?

— Защищаться.

— От Сильвера? — Том вообразил невесть что.

— Если бы! Защищать придется его самого.

— Неужто? Кто же покушается на это сокровище?

Мне не понравилась издевка в его тоне, и огорчило отсутствие обычной присказки «Джим, друг».

— За Сильвером вот-вот явятся Чистильщики. — Они не имели отношения к делу, но я их приплел заодно. — И экипаж его ненавидит, хотя не Сильвер придумал запустить нам пятый режим.

Том разглядывал меня, словно видел впервые.

— Так ты на Чистильщиков с оружием собрался?

— Я не чокнулся.

К удивлению, мой краткий ответ лисовина удовлетворил.

— Будет тебе станнер, друг Джим.

Он зашагал вверх, на следующую палубу, а я взялся за шторку, закрывавшую вход в спортзал. Экая зараза. Не дается. Выскальзывает, в пальцах не удержать. Совсем я, что ли, ослаб?

Шторку отогнули изнутри, и я оказался лицом к лицу с мистером Эрроу. Седых, словно запорошенных пеплом, прядей заметно прибавилось, глаза были измученные, на белках набухла красная сеточка сосудов.

— Капитан Джим пожаловал? — Первый помощник слабо улыбнулся. — Ну, входи.

Я вошел. На выключенной беговой дорожке плечом к плечу сидели старшие пилоты: бывший и нынешний. Крупный, сильный, уверенный в себе Хэндс — скала скалой. И усталый, взвинченный, обозленный Рейнборо — точно сжатая стальная пружина. Под раскосыми глазами залегли коричневые тени, физиономия припухла, как будто он то ли двое суток беспробудно пил, то ли схлопотал пару крепких зуботычин. Рейнборо не пил, это известно.

Чуть в стороне прислонился к стене мистер Смоллет: здесь и не здесь, с людьми и одновременно сам по себе. Снежная седина, утомленное молодое лицо, скрещенные на груди худые руки. И внезапно полыхнувший огонь в синих глазах.

— …!!! — капитан бешено выругался.

Взвился Рейнборо, вскочил на ноги Хэндс, резко выдохнул, как при ударе, мистер Эрроу.

Крыса. Дрожащий черный сгусток ткнулся в мой ботинок, попытался вскарабкаться, но не сумел. Полежал в раздумье, снова попробовал. Опять неудача. Я шагнул вбок, повинуясь жесту капитана. Черный комок дернулся следом, но между нами встал мистер Эрроу. Медленно, чтобы не спугнуть, опустился на корточки, протягивая к крысе обе руки. Фиолетовые искры в ее венце закружились, как будто крыса обрадовалась вниманию.

— Уходи от нее, — велел мне мистер Смоллет.

Он вжался в податливую стену, напружинился, словно стена готовилась провалиться под напором потока воды, и капитан удерживал ее своим телом.

Я потихоньку отодвигался, а мистер Эрроу подманивал мою крысу к себе. Откуда взялась гнусная тварь? Я же ни в чем не виноват. Разве что… Ох. Крыса броском очутилась рядом, налипла на ботинок, а я осознал свою вину — ужасную, безграничную, неискупимую. Я посмел солгать капитану корабля, и настала пора платить по счетам.

Метнувшийся вслед за крысой первый помощник влепил мне такую плюху, что изжелта-белый мир «Испаньолы» взорвался красочным фейерверком. Оплеуха выбила из меня чувство вины, и одновременно раздался торжествующий вскрик Хэндса:

— Есть!

Проморгавшись, я посмотрел: крыса пропала. Бледный, словно выпитый до дна мистер Смоллет отлепился от стены и шагнул ко мне.

— Что ты натворил?

Пронизывающий синий взгляд требовал говорить правду. Но моя правда под запретом. Мэй-дэй! Что делать?

— Сэр, простите… Я нарушил приказ… — Вспомнил истинную, а не навязанную крысой, вину, и решительно закончил: — Я ходил на камбуз разговаривать с Сильвером.

— Прощаю, — столь же решительно объявил капитан, коснувшись пальцами моего лба.

Сквозь биопластовую шерсть я ощутил тепло, и на душе полегчало. Всего лишь на миг: на меня обрушилась глыба нового осознания, развалилась, засыпала обломками по самую маковку, пережала горло. Я солгал ему — опять солгал. Будь я проклят! Забирайте же меня, виноватого, забирайте скорей, накажите. Ради всего святого, позвольте мне понести наказание — заслуженное, суровое, справедливое…

На сей раз я огреб удар в солнечное сплетение. Мне показалось, сознание не терял, однако очнулся на палубе.

— Не спасем, — прозвучал голос мистера Эрроу. Я открыл глаза; первый помощник как раз поднялся с колен и обернулся к капитану. — «Испаньола» держит слишком крепко. Ему не вырваться.

— В чем он виноват? — Мистер Смоллет прижимался к стене; однако сейчас он не удерживал ее, а обессиленно искал опору.

— Думаю, где-то тебе солгал, — после секундной заминки выговорил мистер Эрроу.

— Ч-черт… Джим, — капитан увидел, что я пришел в себя, — послушай, мальчик… — Он шагнул ко мне, с неожиданной легкостью поставил на ноги и придержал, чтоб я ненароком не свалился; от его рук исходило доброе, уютное, ободряющее тепло. — Я прощу тебе что угодно, но ты должен сказать правду. Сию минуту. Иначе будет поздно, я ничего не смогу сделать. Ты солгал мне — значит, солгал «Испаньоле». Лжи она не прощает, а ты у нее на крючке. Что ты сказал не так? Джим, отвечай. Быстро. Потом уже ни я, ни Дэн тебя не спасем.

Я молчал, потому что Юна-Вэл умоляла ее не выдавать. Капитан Смоллет истолковал мое упрямство по-своему.

— Уйдите, черти! — рявкнул он на придвинувшихся пилотов.

Они вовсе не уши свои любопытные приближали. На закаменевших лицах ничего не прочтешь, но я-то понимал, что они готовы помочь мне сберечь тайну Юны-Вэл. Какой ценой? Опять мистеру Смоллету достанется?

Я молчал.

В синих глазах капитана мелькнула растерянность.

— Дэн, хоть ты его убеди, — попросил он.

Первый помощник не стал тратить слов: привлек меня к себе, заставил ткнуться лицом в плечо.

— Что делать? — шепнул я; щекочущая биопластовая шерсть тут же полезла в рот.

— Молчи, — выдохнул мистер Эрроу, проводя ладонью мне по затылку.

Никакого RF-колдовства: он просто меня приласкал, как маленького. Я отстранился и встретил напряженный взгляд Рейнборо. Раскосые глаза с коричневыми тенями смотрели не мигая и тоже заклинали: «Молчи». Израэль Хэндс глядел на мистера Смоллета — глядел вдумчиво, оценивающе, точно желая разобраться, чего стоит наш капитан. Затем его взгляд перебежал вниз, на палубу. Густые брови сердито сдвинулись.

— Сволочь, — прошипел Хэндс, неуловимым движением оказавшись возле новой зародившейся из воздуха крысы. — Сволочь! — Он загородил меня, оттесняя черный комок.

Возле него встал Рейнборо. Крыса подалась в сторону, неловко подпрыгнула и смущенно вернулась на место. Фиолетовые искры тревожно побежали по кругу, а у меня заныло сердце: виноват. Бесконечно виноват. Мистер Смоллет, простите… Я больше никогда… я сейчас уйду… Я недостоин находиться на корабле. Вы только простите, и пусть меня заберут. «Испаньола» отвергает меня, гонит прочь, она права, и я послушно уйду в черноту за бортом, в космический мрак, в ту очищающую мглу, откуда не возвращаются… вернее, откуда приходят очищенные от скверны, обновленные, готовые нести службу…