— Измена, по-твоему, — уже ничто? Это уже несерьезно? Арестовать его! — приказал полковник Гурану и Хозару, стоявшим рядом. — Вам сказано: арестовать!

— И что потом? — замялся Хозар. — Ну, арестуем, сдадим полякам? Так, что ли?

— И казним!

— Не выполняй этот приказ, Гуран, — вмешался Сирко, оголив саблю. — Тебе, ротмистр Хозар, тоже не стоит вмешиваться.

— Как скажешь, атаман, — спокойно ответил сотник. — С какого черта я стану арестовывать Лаврина?

Поняв, что ситуация складывается не в его пользу, генеральный писарь, помнящий, что все же рангом он выше всех присутствующих, гневно осмотрел своих спутников. Однако это ничего не изменило.

— Я же предупреждал, что вся ваша затея, полковник, связана с определенным риском, — рассудительно улыбнулся Лаврин. — Да и зачем арестовывать сотника, который сам признался, никуда убегать не собирается, скорее наоборот… А не далее как полчаса назад спас вас от нападения гайдуков.

— Что же касается Вуйцеховского, — как бы между прочим добавил Сирко, — то для меня это и не было секретом.

— Так вы заодно?

— Не знаю, заодно ли. Но связаться с моим давним знакомым поручиком Ольховским помог сотнику я. А уже через него Лаврин добрался и до этого, как его там называют?… — нахмурился Сирко, глядя на Урбача.

— Коронного Карлика, — подсказал тот.

— Истинно так, истин-но! Полковник Гяур, вы, ротмистры, отъезжайте. Об остальном Хмельницкий и Урбач договорятся без нас, — решительно разряжал обстановку Сирко.

Так и не уяснив толком, почему Сирко столь беспечно воспринял предательство Урбача, полковник Хмельницкий удрученно посмотрел вслед оставлявшим его воинам. Затем так же недоуменно взглянул на сотника Лаврина, как бы ища у него сочувствия.

— А вот народ созывать не следовало, — слегка пожурил его Урбач. — Ни мне, ни вам это ни к чему. Хотя все равно никто, кроме Сирко, не знает, кто такой Вуйцеховский.

— Что вы здесь дурака из меня делаете? Почему ты согласился на это? — уже более миролюбиво, однако все еще растерянно, проворчал Хмельницкий, не зная, как вести себя теперь с этим беззаботно признавшимся изменником.

— Потому, что очень уж приглянулись мы друг другу: я и пан тайный советник. Вуйцеховский решил, что лучше меня осведомителя ему не найти. Я же решил, что пусть лучше он получает все сведения от меня, чем найдет среди нас человека, который действительно станет служить ему. А уж как преподнести ему все то, что я вижу и слышу, — мое дело.

— Словом, вы друг друга стоите.

— Главное не в этом. — Урбач спокойно объехал Хмельницкого, и тот вынужден был потащиться вслед за ним. Чувствовал себя при этом полковник прескверно. — Мне нужно было поближе познакомиться с Вуйцеховским, войти в доверие, узнать, как он готовит своих агентов. Я ведь только-только начинаю этим заниматься, а у Коронного Карлика опыт и опыт.

— Нашу с ним встречу тоже ты организовал?

— Конечно, я, — улыбнулся Урбач. — За что господин тайный советник был мне премного благодарен. А вы разве остались недовольны? Неужели Коронный Карлик умудрился разочаровать вас? Обычно он производит неизгладимое впечатление на каждого, кто встречается с ним впервые.

— И все же лучше бы ты сказал, сотник, что и на этот раз ты пошутил.

— Как-нибудь при случае я скажу об этом Вуйцеховскому.

Целую неделю томились казачьи послы в Гданьске, ожидая, когда же можно будет подняться на борт судна, идущего к французским берегам. И вот наконец это свершилось. Капитаном посланной им богом старой, истрепанной штормами каравеллы оказался молодой тучный швед, пришедший в Гданьск за грузом льняной мануфактуры.

Несмотря на то, что агент графа де Брежи предварительно встретился с ним и неплохо оплатил путешествие казаков, капитан принял их холодно и довольно надменно. И каюты — одну для полковников, другую для их адъютантов — выделил вовсе не такие, какие хотелось бы видеть Хмельницкому. Но, даже отводя им эти грязные, пропахшие рыбой и гнилыми водорослями пристанища, всячески давал понять, что у него была возможность поместить в них куда более выгодных пассажиров — голландских и датских купцов.

— Вообще-то, я не уверен, что поведу свой корабль в порт Кале, — сказал капитан, не вынимая изо рта трубку с тонким изжеванным мундштуком.

— Почему вы не уверены в этом? — грубо поинтересовался Хмельницкий, столкнувшись с ним в тесном проходе.

— Торговые дела есть торговые дела. Тут, знаете ли, никогда не угадаешь, в чем тебя ждет выгода.

— Деньги вы получали только потому, что идете к берегам Франции. И только попробуйте изменить свое решение, — кончилось терпение полковника.

— Это угроза?

— Дружеский совет.

— Судя по всему, у капитана успели побывать и люди графа Потоцкого, заплатившие ему не меньше, чем посол де Брежи. Как бы он не превратил наше путешествие в исход через раскаленную пустыню, — мрачно подводил Хмельницкий итог первого этапа своего странствия, оставшись наедине с Сирко. — Впрочем, каждый, кто отважился на далекое путешествие, должен быть готовым к любым лишениям. Это мне тоже известно.

— Но до поры до времени мы будем делать вид, что ничего не произошло: все прекрасно, мы всем довольны.

— Надо только выяснить, перед кем мы должны делать этот самый «вид», кого послали по нашему следу.

— Это выяснится очень скоро. Не зря же мы взяли с собой вездесущего сотника Лаврина.

Поздно вечером, когда уже совсем стемнело, к посольскому двору подъехала карета. Из нее вышел ротмистр литовских драгун и, зайдя во двор, поинтересовался, где он может видеть татарина, приехавшего с двумя молодыми женщинами и слепой седовласой старухой.

Слуга присмотрелся к лицу ротмистра. Не оставалось сомнений, что перед ним — то ли турок, то ли татарин. Однако он знал, что в литовских войсках служит немало татар. Некоторые из них давно отреклись от своей веры и дослужились до офицеров. Тем более ничего удивительного не было в том, что татарин-офицер желает повидаться с прибывшим в столицу земляком.

— Вам трудно будет найти его. Я позову, — подставил слуга руку для причитающейся ему монетки.

— И как можно скорее, — предупредил офицер.

Прошло почти полчаса. Слуга заглянул везде, куда только можно было заглянуть, опросил всех, кто попался ему на глаза. Но Кара-Батыр исчез, хотя одна из приехавших женщин — пани Власта, к которой они обратились, — была уверена, что слуга графини де Ляфер где-то здесь. Он никуда не собирался уходить.

Решив, что встретиться сегодня с Кара-Батыром не удастся, ротмистр вернулся к карете, еще немного подождал у передка и, прорычав какое-то проклятие, решил, что свидеться сегодня им действительно не суждено. Но как только сел в экипаж, почувствовал, что там, забившись в угол, кто-то поджидает его.