Катана, хоть и в одноруком хвате, свистела, разрезая воздух. Атаки, выпады, уходы и финты – танец однорукого воина.

Клан живет столько, сколько сражаются его солдаты.

И тогда один из них вернулся.

Сперва, когда слуги заметили стоящего у ворот воина, не поверили глазам. Увидев грязного, в пыли и крови, мужчину, одетого в полуразбитые голубые доспехи, с бледным ребенком на руках, решили, что это какое-то проклятое видение, предвестник несчастий и катастроф.

Не видение это было, а Дух.

Но действительно – предвещал несчастье.

Кентаро сделал шаг вперед, очень тяжелый и медленный. Один, а за ним второй, третий и следующие. Перешагнул остатки Пасти Кита и с бледным, словно бы спящим ребенком на руках двинулся к главному зданию.

Слуги подбегали… и с ужасом смотрели на ребенка, которого нес Кентаро. Отступали и с потрясенными лицами отдавали поклон наследнику клана.

Дух медленно шел вперед, проходя мимо все новых погрустневших людей, людей, для которых мир в одну минуту рухнул, кончился. Потому что их миром был клан – а клан только что умер. Подбегали мужчины, женщины, дети… старые и молодые, слуги и воины. Подбегали и кланялись наследнику рода Нагата, а их лица не скрывали слез.

Чем ближе к главному зданию подходил Кентаро, тем труднее становился каждый шаг, а худенькое тельце господина Конэко – тяжелее. Эта дорога была трудней даже пути к скрытой крепости Змей, а потом – к вершине проклятой горы.

Он встал у входа, не в силах переступить порог.

Встал на колени, все еще обнимая ребенка.

– Господин мой! – закричал он в глубь здания. – Это я, твой верный Дух, Кентаро. Я прибыл и принес твоего потомка!

Кто-то растолкал толпу, окружающую усадьбу. Хаяи тут же узнал Кентаро, обрадовался, подбежал… и остановился на полушаге. Встал на колени. Как в знак уважения, так и от беспомощности.

Из темного проема показалась фигурка… госпожа Мэйко тоже выбежала, светясь от радости. И тоже замерла, завидев худенькое бледное тело в покрытых кровью врагов руках Кентаро. Ее лицо приобрело странное выражение. Глаза заслезились, и это были как слезы счастья, так и слезы горя.

Опустилась на колени, дрожа всем телом.

Все ждали даймё.

Владыка клана появился наконец. Нагата Фукуро шагал решительно, с силой, которой не демонстрировал уже долгие годы. Одетый в голубое кимоно, с веером за поясом, худощавый старик вышел на порог здания, готовый приветствовать сына.

Но когда увидел его, то сила, что только что распирала тело, покинула даймё.

Великий воин, военачальник в бесконечном числе битв, победитель сотен сражений оказался сейчас за один миг побежден врагом, которого невозможно повергнуть, – горем.

Губы его задрожали, ладони сжались в кулаки.

Но он был воином до самого конца, поэтому, в отличие от подданных, не уронил ни одной слезы. Лишь подошел к Кентаро, а тот поклонился, одновременно протягивая перед собой тельце господина Конэко, как если бы передавал своему господину меч.

– Сынок… – шепнул Фукуро дрожащим голосом, перехватывая тело, – таким ты ко мне вернулся?

Он обнял мальчика, крепко сжал и зашел внутрь здания, исчезнув в темноте.

Кентаро, все еще на коленях, не знал, что делать. Без приказа своего господина он был ничем. Выполнил задание, вернул наследника клана отцу… и все же потерпел неудачу. Снова неудачу!

– Встань, воин! – шепнул сзади Хаяи. – Мы должны сопровождать нашего даймё.

Кентаро с трудом поднялся, взглянул в исхудавшее лицо друга, потом перевел взгляд на Мэйко. Чувствовал, что заслуживает лишь презрения.

– Я не смог… – прошептал он.

– Ты сделал все, что нужно, – отрезал Кицунэ.

Они вошли внутрь здания, все еще пахнущего гарью, но уже понемногу восстанавливаемого.

Господин Фукуро внес Конэко в свои комнаты, уложил там сына в центре помещения. Зажег траурные желтые свечи, опустился на колени.

Вошел Кицунэ, за ним Мэйко и лишь последним – Дух. По обычаю уселись в углах зала. Горели свечи, неровный свет их дрожал, и казалось, что души предков явились в комнату, чтобы тоже попрощаться, а может быть, и поприветствовать в своем кругу господина Конэко.

– Как… как он погиб? – спросил наконец даймё.

– Умер, спасая твою жизнь, господин, – ответил Дух.

– Мою жизнь?!

– Господин Конэко… его болезни, страдания… он был Немертвым. Боги предназначили его лишь для одного: чтобы он отдал свою жизнь за спасение кого-то другого. Именно этого и хотели от него Змеи. Но он был сильнее их. И умнее. И когда пришел час выбора, он сделал правильный выбор. Выбрал тебя, господин. Выбрал клан.

Эти последние слова, хотя и должны были стать утешением, оказались последней соломинкой, которая сломала шею Фукуро.

– Ты… – его голос дрожал, – ты разговаривал с ним там… прежде чем он ушел?

– Да, господин. Он любил тебя до самого конца. Понимал… знал, что такое долг.

– Долг… долг! Его долгом было возглавить клан! А твоим – привести его сюда… живым!

– Господин… – Слезы покатились по лицу Духа. Чтобы это скрыть, он низко поклонился, коснувшись лбом пола. – Господин… скажи только слово, и я с радостью лишу себя жизни!

Тишина стояла долго, очень долго. Бледное лицо Конэко казалось почти белым в свете свечей. Нагата Фукуро дрожал, как в лихорадке.

– Кицунэ! Принеси мне мой меч и мой танто, – приказал он решительно.

Хаяи заколебался, но лишь на мгновение.

Если такова была воля его господина, он, верный шомиё, обязан был ее выполнить. Даже если она касалась его друга. Он встал и подошел к столику, на котором стояла стойка с мечами, а рядом сине-голубые доспехи даймё. Он поднял стойку и медленно подошел к своему господину. Поклонился, поставив стойку со сложенными на ней клинками по правую руку своего господина. Сам опустился на колени слева.

Мэйко зарыдала. Смотрела то на своего господина, то на склонившегося в глубоком поклоне Кентаро. Но не могла сказать ни единого слова. Не могла противиться воле своего господина, а если бы сделала это – была бы следующей в очереди под сталь.

– Подойди, Дух! – приказал Фукуро.

Кентаро медленно встал. Подошел к даймё, но из его глаз уже не текли слезы. Дух был готов к тому, что должно произойти. Он был даже рад осознавать, что вот и конец трудного пути.

Наконец-то он был в чем-то уверен. Наконец-то цель была ясна.

На этот раз он не мог подвести, даже если бы захотел.

Опустился на колени перед господином Нагатой.

– Я готов, мой даймё, – прошептал он. – Я готов. И благодарен. Служба тебе, мой господин, была честью!