обида на нее перекрывали прочие чувства. Она так часто чувствовала себя брошенной… Мать то отсутствовала месяцами, то чередой шли деловые встречи и благотворительные вечера, то погружалась в заботы о бездомных, словно пытаясь усмирить муки совести, в то время как ее дочь оставалась на попечении нянь или торчала в дорогущих школах-пансионах. Клара сдержала рыдание. Тоска сдавила ей горло. Она попыталась представить себе последние минуты жизни матери. Почему она решила уйти из жизни именно там, на той скамейке? Когда ее нашли, она улыбалась. Она все еще улыбалась, когда приехала Клара. Она напоминала нашкодившего ребенка, усохшая с годами, крошечная, худенькая… На расслабленном лице покой, совершенно не вязавшийся с самоубийством. Что мать хотела увидеть перед смертью? Бескрайнее море? Кладбище? Нависающий над кладбищем ангел крепко сжимал огромный меч, и казалось, что он вот-вот оживет и вырвется из-под каменной пленки, скрывающей живую плоть. Эта статуя из белого мрамора, эти полные ярости глаза видели последний момент жизни ее матери.

Клара постаралась сосредоточиться на погребальной процессии, чтобы только не думать, не сломаться. Она посмотрела на Валентину. Та стояла прямо – воплощенный профессионализм, никаких эмоций. Но она тут. И Клара знала, что не только из вежливости. Она невольно скривила губы в улыбке: глаза Валентины прочесывали публику. Даже сейчас на службе. Валентина никогда не отдыхает. Но Клара знала, сколько в подруге тепла, пусть даже та не особо умела проявлять нежность. Но как осторожно она задавала вопросы, как она ее обнимала… За двухцветным взглядом лейтенанта прятались не только строгость и цепкость.

Для Клары не было секретом, почему потух один из зеленых глаз Валентины. Она знала, как та тоскует по своему брату, сбившемуся с пути, и знала, что об этой потере известно очень немногим – Валентина ревниво оберегала свое горе, как тяжкий груз, от которого не старалась избавиться. Присутствие подруги подействовало на Клару успокаивающе – она не сомневалась, что всегда может на нее рассчитывать. Но тут же снова навалилась усталость, мысли опять устремились к матери. Мама, что ты сделала? И как я теперь могу попросить тебя остаться?

Валентина чувствовала, что Клара за ней наблюдает. Печаль подруги не была показной, это очевидно. Тягостная атмосфера, почтительное молчание, за которым последовали перешептывания, напомнили Валентине похороны брата. С того дня прошло уже больше двадцати лет. Ей тогда не следовало ходить на похороны, врачи предписали покой. Ей было всего двенадцать, и ее потухший левый глаз скрывался под повязкой, заплывший уродливым кровоподтеком. Это он ее ударил. Он не хотел причинить ей боль, в этом она не сомневалась. Просто хотел оттолкнуть, убрать с дороги, он был не в себе. В тот момент это был не ее брат. Это был кто-то другой, забравший его голос и тело. Его отравили наркотики. Ему нужны были деньги. Точка. Убраться оттуда и достать товар. Точка. Так он сказал. И безо всякого стыда вытянул жемчужную нить из маминого комода. Родители отвезли его в реабилитационный центр. Он проходил терапию. Все еще можно было изменить к лучшему. Разве они не были сплоченной семьей? Но однажды в автобусе он познакомился с девушкой. В той поездке что-то случилось, что-то хорошее. Романтические отношения были запрещены до выздоровления, он это знал, таковы правила. Но что ему эти правила. В гробу он видал подобное дерьмо. Но потом вдруг девушка исчезла, и это его уничтожило. Его мозг снова оказался во власти наркотиков.

Валентина знала об этом. Она видела его с девушкой. Она должна была что-то сказать. Сделать что-то. Но тогда их бы разлучили, а разве это не ускорило бы финал? Возможно, он заслужил такой жестокий удар. Она знала, что если бы не наркотики, он никогда бы не ударил ее. Когда Валентина упала, его уже не было в комнате – он сбежал, забрав все ценное, что только сумел найти, а она не смогла его остановить. Понимал ли он, что натворил? Может, и да. Может, он прекрасно осознавал свои действия. Может, именно по этой причине он превысил дозу. Наркоман прекрасно знает порог сопротивления собственного тела. И Валентину мучила мысль, что в момент просветления брат решил уйти навсегда, чтобы больше никому не причинить вреда. Родителям. Ей. Ее старший брат, смелый и благородный засранец. Все его обещания растаяли в воздухе.

Лейтенант Редондо отбросила воспоминания. Она пришла на похороны не для того, чтобы отдаться собственной скорби. Она внимательно изучала толпу, иногда поглядывая на экран мобильного телефона, переведенного в беззвучный режим. Звонки, сообщения, но не от того, от кого она ждала. Она несколько раз звонила Оливеру Гордону, но все безрезультатно. Ей кое-что было нужно от него, но сейчас она всерьез беспокоилась. Эта записка с угрозой на террасе его дома… вдруг с ним что-то случилось? Печаль уступила место тревоге: куда, черт возьми, подевался Оливер Гордон?

Самое прекрасное, что мы можем испытать, – это ощущение тайны. Она источник всякого подлинного искусства и науки.

Альберт Эйнштейн (1879–1955)

Воскресенье, 14 июля.

Было раннее утро, однако выходной день явно не сулил спокойствия. Валентина пыталась спланировать день, сидя в своей квартире, такой же безупречной и ухоженной, как она сама, и потягивала горячий кофе с молоком из большой кружки. Перед ней была разложена схема с данными по делу виллы “Марина”, испещренная стрелками.

Звонок.

– Оливер? Куда ты подевался? Я пыталась дозвониться до тебя вчера, звонила минимум полдюжины раз. Ты как, в порядке?

– Да, в порядке. Бензином меня больше не обливали. Прости, что вчера не ответил – забыл телефон дома, а когда увидел пропущенные звонки, было уже слишком поздно перезванивать.

– Ясно. Нам надо встретиться. И лучше не на кладбище, потому держи телефон при себе, пока дело не закрыто, договорились?

– Так и знал, что ты соскучилась.

– Мне надо взять у тебя образец ДНК. – Валентина невольно улыбнулась.

– ДНК?

– Да, поэтому я тебе вчера и звонила.

– А я-то надеялся, что ты хочешь позавтракать вместе. То есть могу не рассчитывать, так?

– У англичан, я смотрю, хорошее настроение по утрам в воскресенье. Сегодня лаборатории закрыты, так что я бы взяла пробу завтра утром, чтобы образец отправился на экспертизу свежим.

– Договорились, никаких проблем. А что нужно сделать? Вы возьмете у меня кровь или как?

– Нет, – рассмеялась Валентина, – достаточно просто немного слюны.

– Понял. Когда мне подъехать?

– В девять не слишком рано?

– Ради всего святого, я же англичанин, как это может быть “слишком рано”?

– Спасибо, Оливер. – Валентина помолчала. – Это