Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Помешать этим планам Директория была не в состоянии, однако ей удалось нанести удар по самому Парижскому агентству. В последний день января 1797 года четверо его членов во главе с аббатом Бротье были арестованы, а их бумаги захвачены и преданы гласности. Арест сотрудников Агентства нанес сильнейший удар по планам роялистов: их деятельность на значительной части территории страны за несколько месяцев до выборов оказалась лишена координаторов, двор практически полностью остался без разведывательной информации из Парижа.
10 марта Людовик XVIII в связи с арестом своих агентов выступил со специальным обращением «К французам». В нем он заявлял, что публикация бумаг Бротье и его соратников была использована для клеветы на роялистов, и выражал желание объясниться с соотечественниками напрямую. В отличие от Веронской декларации, этот текст был очень лаконичным. В частности, в нем сообщалось, что король инструктировал своих людей следующим образом:
Руководите выбором хороших людей, друзей порядка и мира, но не способных предать честное имя французов, чьи достоинства, просвещенность, отвага могли бы помочь нам привести наш народ к счастью; обеспечьте достойное вознаграждение за их услуги военным любых чинов, членам всех органов управления, которые примут участие в восстановлении религии, законов и легитимной власти, но воздержитесь от того, чтобы использовать для их установления жестокие методы, которые употреблялись, чтобы их свергнуть, дождитесь благоприятного общественного мнения, которое единственное может сделать их прочными и долговечными; а если вам придется прибегнуть к силе оружия, используйте эти жестокие средства лишь в крайнем случае, справедливо и не иначе как по необходимости.
Тем самым официально закреплялся поворот в королевской политике: теперь безусловная ставка делалась на завоевание общественного мнения. Одновременно Людовик XVIII давал понять, что оказанные ему услуги не останутся без награды.
Аббата Бротье и его товарищей поместили в Тампль, где ранее находилась в заключении королевская семья. Они слишком много знали, и, хотя казалось, что освободить их невозможно, роялисты все же попытались это сделать. Для этого был направлен один из лучших агентов – Жан-Гийом Ид де Невиль. В столице он снял дом, подвал которого примыкал к стене Тампля, и вселился в него вместе с молодой женщиной и ее семилетним сыном. Час за часом де Невиль долбил киркой стену подвала, а когда из нее вынимали особенно большой камень и боялись, что он может с грохотом выпасть, ребенка просили бить в барабан. Приглашали даже каменщика, чтобы он помог определить разницу в уровнях: боялись, что подкоп войдет не в стену Тампля, а пройдет под ней. Но все предосторожности оказались тщетными: последний камень вынули в тот самый момент, когда мимо проходил стражник, и Ид де Невиль с помощницей едва успели бежать.
6 апреля все четыре агента были приговорены к смертной казни, но адвокаты сотворили чудо, и она была заменена различными сроками заключения. Часть их сообщников и вовсе была оправдана.
Провал Парижского агентства не смог парализовать подготовку роялистов к выборам. На английские деньги они расширили сеть отделений Филантропического института, наняли дилижансы, чтобы быстрее доставлять газеты роялистского толка из Парижа в провинцию, несколько неприсягнувших священников ездили по стране, агитируя паству в пользу монархии. К тому же роялисты надеялись получить поддержку на выборах со стороны и тех сторонников возвращения монархии, которые никак не были связаны ни с Людовиком XVIII, ни с подпольем, ни с эмигрантами. Эта часть избирателей не разбиралась в политике, но, как и при Термидоре, видела в реставрации королевской власти шанс закончить, наконец, Революцию и вернуться к миру и спокойствию. Таким образом, агенты Людовика XVIII делали все, чтобы сформировать перед выборами коалицию, которую один из историков, по аналогии с событиями 1930-х годов, весьма остроумно назвал «ненародным фронтом».
Готовились к выборам и те политики, которые, не порывая с Республикой, присматривались к монархистам как к той силе, которая могла бы – с их помощью – объединить нацию, а им самим гарантировать спокойное пользование теми благами, к которым они привыкли за годы Революции. Часть из этих людей готова была рассматривать любые варианты и даже вести переговоры с Людовиком XVIII. Так, например, в марте на Парижское агентство вышел Баррас, уверявший, что готов за определенное вознаграждение восстановить монархию и в этом ему якобы согласен помочь Карно. И король, и д’Аварэ поверили в его искренность, и переговоры тянулись до августа, пока не были прерваны ответственным за них агентом, решившим, что его водят за нос.
Другая часть этих политиков предпочитала полагаться на собственные силы. Они придерживались различных взглядов на то, какой именно государственный строй должен быть установлен в случае победы. В Париже они объединились в Клуб Клиши – по названию улицы, расположенной в респектабельном в то время районе города. Организовал его один из депутатов Совета пятисот, а его завсегдатаями были многие влиятельные депутаты той эпохи, включая одного из творцов Конституции III года Буасси д’Англа. В момент расцвета в клуб входило около сотни человек, поддерживали они отношения и с двумя членами Директории – Карно и Летурнёром.
Бонапарт впоследствии не без сарказма писал о «членах клуба Клиши, имевших в своих рядах людей достойных, желающих добра, но не умеющих его делать, недовольных, враждебных директорам, членам Конвента и революционному правительству»:
Члены клуба Клиши выдавали себя за благоразумных, умеренных и добрых французов. Но были ли они республиканцами? Нет. Были ли они роялистами? Хотели ли они Конституции 1791 года? Нет. Конституции 1793 года? Еще менее. Конституции 1795 года? И да и нет. Чего же они хотели? Они сами об этом ничего не знали. Некоторых вещей они хотели с если, а некоторых с но. Их побуждали действовать рукоплескания в салонах, похвалы за их успешные выступления на трибуне. Они голосовали вместе с тайным комитетом роялистов, не ведая об этом.
В 1795 году удалось не допустить доминирования в Советах роялистов исключительно благодаря «декретам о двух третях», предписывавшим переизбрать в новый Законодательный корпус две трети членов Национального Конвента. Равновесие оказалось относительно хрупким: хотя из 741 депутата большинство поддерживали Конституцию III года, среди них также оказалось больше 60 неоякобинцев и около 160 роялистов различного толка. Однако треть бывших членов Конвента должна была выбыть по жребию в 1797 (V) году и последняя треть – в 1798 (VI) году. Надежд на сохранение власти в своих руках у них не было: даже в 1795 году выборщики не смогли избрать нужное число депутатов, и Конвенту частично пришлось взять эту работу на себя. Это превращало выборы V года в событие, которое могло радикальным образом изменить судьбы Республики.
Первой попыткой повлиять на выборы стал принятый в середине марта 1797 года декрет, обязавший выборщиков приносить специальную клятву, аналогичную той, которую должны были давать государственные служащие, – клятву в ненависти роялизму и анархии. Эта мера вызвала ожесточенные дискуссии в Советах, поскольку затрагивала вопросы народного суверенитета и свободного волеизъявления. Потребовалось даже поименное голосование, которое обычно устраивалось лишь по самым важным поводам. Под большим нажимом со стороны проправительственных сил решение провели лишь незначительным большинством голосов, причем сам текст клятвы был изменен: выборщики должны были лишь декларировать свою приверженность Республике и Конституции III года, обещая защищать их от роялизма и анархии.