– Давайте, – сказала она. – Начинайте играть!

Они посмотрели на нее и пожали плечами.

– Мы еще не вполне готовы.

Я заранее попросила их не торопиться. «У меня тонкий слух, – сказала я им. – И мне не хочется, чтобы у меня разболелась голова при гостях. Даже если гости уже будут в доме, не начинайте, пока не будете полностью готовы».

Grand-mère нетерпеливо махнула рукой.

– Начинайте, – велела она, и, когда дирижер начал взмахивать руками, повернулась ко мне. На мгновение под щекой у нее вздулся бугор, и она надавила на него рукой, чтобы угомонить нечто, скрывавшееся под ее кожей. – Это будет чудесно, просто чудесно, – сказала она мне. – Я позабочусь обо всех мелочах. А ты наслаждайся.

Я уже сама позаботилась обо всех мелочах. Сказала grand-mère, что хочу узоры из белого инея, а потом прокралась на кухню и добавила пару капель красителя в смесь, пока никто не видел. Наняла фотографа, но сообщила ему неправильное время начала праздника. И настояла, чтобы Рис присутствовал на вечеринке – на его последней вечеринке, – и чтобы вел себя подобающе. К концу дня силы grand-mère будут на исходе: ей придется исправлять кучу деталей, которые я подстроила.

Тем временем я попросила Маргарет сходить в подвал за канистрой керосина и перенести ее в чулан в зале, спрятав за пыльными зимними пальто. Маргарет, поняв, что я замышляю, одарила меня коварной улыбкой и сунула вдобавок мешок муки, чтобы пламя разгорелось как следует. Она уже начинала мне нравиться.

Гости перешептывались о цветочных гирляндах над лестницей, все время нервно поглядывая на меня. Я натянуто улыбалась им в ответ.

– Знаменательный день! – сказала стоявшая неподалеку от меня миссис Ханнафин.

Я обернулась. Она выглядела в точности так же, как и в прошлый раз, разве что одета чуть наряднее. Но что-то в ее тоне заставило меня насторожиться. Я видела, как всего минуту назад она беседовала с grand-mère, и миссис Ханнафин казалась чем-то взволнованной, а не спокойной, как сейчас. Нужно было проверить.

– Я думала, наш отъезд огорчит вас, – сказала я. – Знаю, вы хотели выдать свою дочь за одного из Зарринов, чтобы разбогатеть.

Она выдохнула и слегка подалась назад, не отрывая каблуков от пола.

– Знаменательный день.

Ее глаза казались пустыми. Я подумала, не там ли сейчас grand-mère, не наблюдает ли за мной.

– Что ж, – сказала я, – вижу, говорить нам не о чем.

И я зашагала в глубь дома. Я искала Артура. Мне нужно было кое о чем ему рассказать. Но его нигде не было видно: ни в гостиной, ни в столовой, ни даже в библиотеке, переполненной женщинами, попивающими вино и охающими над названиями книг. Где он?

Я побежала к Рису. Он был уже празднично одет и широко улыбался. Не знаю, что именно ему велела grand-mère, но я видела, как в глубине его глаз кипит ярость. Он так сжимал тонкий бокал с шампанским, что тот даже слегка треснул, и капли напитка бусинками сверкали на его руке. Но она позволила ему выйти из комнаты, а это было важнее всего остального.

– Рис, – сказала я, – послушай меня очень внимательно.

Я приказала ему ни в чем не отступать от данных ему указаний, пока я не произнесу его имя. И даже если он не увидит и не услышит этого, даже если ему будет велено делать что-то другое, все равно: как только я скажу его имя, он должен тут же бежать наверх, вывести маму из ванны, спуститься вместе с ней по задней лестнице и спрятаться в лесу. Там он должен отыскать Луму и дедушку, передать им, что Элеанор просит прощения и что она их любит. Сказать им, что она не обещает, что их дом снова будет безопасным, но, по крайней мере, они отныне будут свободны. Сказать, что они должны бежать и не оборачиваться. Что Элеанор собирается покончить с grand-mère раз и навсегда.

– Ты все понял? – спросила я.

Рис кивнул, его глаза наполнились слезами. Как легко его растрогать. Хорошо, что у него есть я, что я могу о нем позаботиться.

Я обвила руками его шею. Поцеловала в щеку. А потом растворилась в толпе, пока grand-mère меня не увидела.

Дальше все было словно в тумане. Банкет, конечно же, был изумителен, множество людей поднимали тосты и говорили добрые слова. Grand-mère привлекла для этого несколько экземпляров из своей коллекции: очаровательные мужчины и женщины кружили тут и там среди людей, создавая ощущение, что все по-настоящему, что дом полон живых, счастливых гостей. Горожане поверили. Женщины, которые раньше хмурились, завидев меня на улицах, начали подходить ко мне и говорить, как замечательно они проводят время. Мужчины пожимали мне руку. Миссис Ханнафин то и дело появлялась, чтобы напомнить, какой знаменательный сегодня день.

Наконец, дверь открылась перед последним гостем, и вошел Артур.

При виде его у меня перехватило дыхание. Я уже забыла, каково это – смотреть на него, как это больно до головокружения. Мне хотелось заплакать и броситься к нему в объятия. Хотелось, чтобы он увез меня подальше отсюда, хотелось бежать с ним без оглядки. На Артуре был черный шелковый пиджак, заказанный grand-mère специально для этого вечера. В темных очках отражались лица гостей. А потом он увидел меня и почти неуловимо улыбнулся.

– Могу я пригласить тебя на танец? – спросил он.

Несмотря на все происходящее вокруг, я с изумлением обнаружила, что смущена.

– Не волнуйся, – добавил он. – Ведь я сам тебя приглашаю.

Я позволила ему взять меня за руку и проводить в гостиную, где несколько других пар уже кружились под музыку. Артур положил руку мне на талию, другой взял мою ладонь, наши пальцы переплелись. Он закружил меня, а потом подтянул за талию ближе к себе, пока у меня не появилось ощущение, словно я плыву над землей под звуки медленного скрипичного вальса. Я не могла дышать.

– Какой у тебя план? – спросил он.

– Я сожгу дом. После этого вся семья уйдет отсюда и никогда больше не вернется. Ты останешься один и будешь владеть тем, что останется – угодьями. Знаю, это не то же самое, что свобода, но, по крайней мере, Зарринов тут больше не будет. Это лучшее, что я могу сделать.

На его лице проявилась досада, подбородок дернулся вверх и в сторону от меня, голова медленно поворачивалась: он осматривал помещение. Интересно, что видели его пустые глазницы в этом темном зале, освещенном лишь свечами, переполненном нервно танцующими телами. Стоило кому-то из горожан приблизиться к нам в танце, как они тут же отшатывались, морща носы от запаха бальзамирующей жидкости и нафталина.

– Я все еще не свободен, – сказал Артур. – Ты, как и каждый Заррин до тебя, нарушила данное мне обещание. Полагаю, удивляться мне не стоит.

– Но ты злишься.

– Разве тебе не плевать на мои чувства?

– Я…