Невольно вспомнилась ночь, когда мы находились подвоздействием наложенного Виктором заклинания вожделения, когда нами управлялине поддающиеся контролю силы. Как будто мы изголодались до смерти или тонули, итолько одна половинка каждого могла спасти другую. Я прильнула к нему, однойрукой обнимая за шею, а другой с такой силой вцепившись в спину, что вонзиласьв нее ногтями. Он опустил меня на постель, обхватил руками за талию, а потомодна его рука заскользила вниз по бедру, обхватила его и с силой подтянулавверх.

На мгновение мы оба отпрянули друг от друга, но все еще былиох как близки. Казалось, мир вокруг замер.

— Нам нельзя… — простонал он.

— Нельзя…

Потом его губы снова впились в мои, и теперь, осознала я,пути назад не будет. Стены рухнули. Тела сплелись. Он снял с меня куртку, потомс себя рубашку, потом мою блузку… Это было очень похоже на то, что происходило,когда мы сегодня сражались, — та же страсть, тот же пыл. Я подумала, что витоге борьба и секс по своей природе не так уж отличаются. И то и другоеисходит от зверя, который есть в каждом из нас.

Однако по мере того, как мы все больше освобождались отодежд, это все меньше напоминало чисто животную страсть. Одновременно тут былаи нежность, и изумительное чудо. Глядя в его глаза, я видела, что он любит менябольше всех на свете, я — его спасение, в том же смысле, в каком он — спасениедля меня. Я никогда не думала, что мой первый раз случится в лесной хижине, номесто, конечно, не имело значения. Он — вот что имело значение. С тем, коголюбишь, можно быть где угодно, и это будет потрясающе. А вот если ты с тем, когоне любишь, то не спасет самая роскошная постель в мире.

И, ох, я любила его. Я любила его так сильно, что этопричиняло боль. В конце концов все наши одежды грудой лежали на полу, но холодне чувствовался — таким жарким было прикосновение его кожи к моей. Я пересталаосознавать, где кончается мое тело и начинается его. Именно этого я всегда ижелала. Чтобы мы не были разделены, чтобы стали единым целым.

У меня нет слов, чтобы описать секс. Что бы я ни сказала,это не выразит того, насколько изумительно все прошло. Я испытываланервозность, возбуждение и миллион других чувств. Дмитрий казался понимающим,опытным и определенно терпеливым — в точности как во время наших тренировок.Следовать его руководству воспринималось как нечто совершенно естественное, ноон явно желал также позволить и мне взять все в свои руки. Наконец-то мы былиравны, и в каждом его прикосновении ощущалась сила, даже если это былолегчайшее поглаживание кончиками пальцев.

Когда все закончилось, я откинулась на спину, прижимаясь кнему. Тело болело… и в то же время испытывало потрясение, блаженство иудовлетворенность. Я пожалела, что этого не случилось давным-давно, и в то жевремя понимала, что сейчас был самый подходящий, самый правильный момент.

Я положила голову на грудь Дмитрию, наслаждаясь теплом еготела. Он поцеловал меня в лоб, провел рукой по волосам.

— Я люблю тебя, Роза. — Он снова поцеловалменя. — Я всегда буду рядом и не позволю ничему плохому случиться с тобой.

Удивительные, опасные слова. Он не должен был говорить мненичего подобного. Не должен был обещать, что станет защищать меня, ведь онпосвятил свою жизнь защите мороев. Таких, как Лисса. Я не могла быть первой вего сердце — точно так же, как он не мог быть первым в моем. Вот почему мне неследовало говорить того, что я произнесла дальше, — однако я сделала это.

— А я не позволю ничему случиться с тобой. Я люблютебя.

Он снова поцеловал меня, не дав мне больше произнести нислова.

После этого мы еще какое-то время лежали вместе, в объятияхдруг друга, не говоря ничего. Я могла бы оставаться там целую вечность, но мыоба понимали, что скоро должны уйти. В конце концов, меня начнут разыскивать,чтобы услышать мой рассказ о случившемся, и, если нас обнаружат здесь, в такомвиде, все может кончиться очень плохо.

Поэтому мы оделись, что было не так-то просто, поскольку тои дело останавливались, чтобы поцеловаться. В конце концов, очень неохотно мыпокинули хижину, держась за руки, понимая, что можем позволить себе это ещелишь несколько мгновений.

Оказавшись в центре кампуса, мы, как обычно, займемсяделами, однако пока весь мир выглядел золотистым и чудесным. Каждый шаг былисполнен радости, и, казалось, воздух вокруг негромко гудел.

Конечно, меня одолевали вопросы. Что только что произошло?Куда подевалось наше так называемое умение владеть собой? Хотя в данный моментменя оно по-настоящему не заботило. Тело сохраняло тепло и было по-прежнемуисполнено желания, но потом… Я внезапно остановилась. Совсем другое ощущение —непрошеное, нежеланное — постепенно усиливалось во мне. Странное, похожее наслабые, скоротечные волны тошноты и одновременно покалывание по коже. Дмитрийтоже остановился и бросил на меня недоуменный взгляд.

Перед нами материализовалась бледная, слабо светящаясяфигура. Мейсон. Он выглядел как всегда — или нет? Обычная печаль была тут кактут, но я видела в нем что-то еще — что-то, чему я не могла дать точногоопределения. Паника? Огорчение? Клянусь, я разглядела в нем даже страх, но,спрашивается, чего может бояться призрак?

— Что случилось? — спросил Дмитрий.

— Ты видишь его? — прошептала я.

Дмитрий проследил за моим взглядом.

— Кого?

— Мейсона.

Выражение лица Мейсона стало еще мрачнее. Я не в состоянииадекватно описать его, но знала, что ничего хорошего оно не означает. Чувствотошноты усилилось, но каким-то образом я понимала, что это не связано сМейсоном.

— Роза… Нам нужно возвращаться… — осторожнозаговорил Дмитрий.

Он явно не «заразился» от меня способностью видетьпризраков. Однако я не двигалась. Лицо Мейсона выражало что-то еще — и он опятьпредпринял попытку заговорить. Чувствовалось, это было что-то очень важное, очем я непременно должна знать. Но его попытки снова закончились неудачей.

— Что? — спросила я. — Что такое?

Выражение разочарования скользнуло по его лицу. Указавкуда-то мне за спиной, он уронил руку.

— Говори! — настойчиво попросила я, разочарованнаяне меньше его.

Дмитрий переводил взгляд с меня на Мейсона и обратно, хотяМейсон для него, скорее всего, был пустым местом.

В данный момент меня не волновало, что может подумать Дмитрий, —я полностью сосредоточилась на Мейсоне. Он хотел сообщить мне о чем-то оченьзначительном, очень важном. Снова открыл рот, снова попытался заговорить ивначале потерпел неудачу, но потом, спустя несколько мгновений мучительных,напряженных усилий, сумел выдавать два еле слышных слова:

— Они… приближаются…

Вокруг стояла тишина. В это время ночи птицы обычно не поют,животные тоже успокаиваются, но сейчас, казалось, было тише обычного. Дажеветер стих. Мейсон умоляюще смотрел на меня. Тошнота и покалывание усилились.