постояльца – мужчина из Ноттингема и женщина, она из Лондона, кажется. – Он пролистал журнал: – Бриджет Монаген.

– О господи! Бриджет Монаген! Она же дальняя родственница Хозяина! – заорала я.

Дежурный сказал, что он сообщит Бриджет, что мы здесь, но она сама решит, хочет ли нас видеть, – по его опыту, такие ситуации всегда непросты. Когда он ушел, сестра Салим прошептала, что не надо пока ничего говорить про дела, касающиеся Бриджет Монаген, пускай с ними разбирается юрист.

– Не следует бежать впереди паровоза, Лис, – сказала она.

Ее английский и впрямь прогрессирует, подумала я.

Возникшая перед нами угрюмая Матрона выглядела вполне уверенной в себе. На ней были брюки и блузка из Сент-Мишель, из гардероба мисс Бриксем, я сразу узнала.

– Ух ты, – сказала я. – Вас и не узнать.

Матрона пошутила насчет «сайриты» – прически сестры Салим. Сестра осторожно сообщила, что леди Бриггс умерла. Матрона помолчала.

– И что, ради этого вы и приехали? Сообщить мне, что леди Бриггс умерла?

– Мы приехали забрать вас домой, Матрона.

Матрона напомнила сестре Салим, что та ее уволила, потому она больше не Матрона. А сестра Салим напомнила, что она никогда не была Матроной, если уж ей так хочется поспорить.

– Я уволила вас за вопиющую безответственность. Вы оставили беспомощного пациента посреди поля с овцами, вспомните.

Дежурный наблюдал за нами из-за стойки.

– Он не беспомощный, он испорченный старый ублюдок, – огрызнулась Матрона.

– Я вас уволила, но я не выгоняла вас на улицу, – продолжала сестра Салим. – Я ясно дала понять, что вы можете оставаться в своей комнате, пока не найдете другого места проживания.

– Ну вот я и нашла его здесь. Нормальное место.

– Вы вернетесь домой? – спросила сестра Салим.

Матрона пожала плечами. Дежурный продолжал наблюдать.

– Так едете или нет? – поторопила я. – Я хочу проводить маму в свадебное путешествие.

Матрона побрела в комнату и вернулась, с трудом волоча чаеварку и сумку. Мы возвращались в «Райский уголок» на «Озорном Мудаке», на ветровом стекле которого красовались два штрафа за парковку и уведомление, что транспортное средство подлежит эвакуации, если его не переместят в течение сорока восьми часов. Сестра просила меня составить компанию Хозяину в пикапе. Но я наотрез отказалась еще хоть раз в жизни садиться в эту развалину.

В «Райском уголке» Хозяин позвонил Джереми Хьюзу, не заскочит ли он побеседовать с Матроной/Бриджет Монаген.

Я опоздала проводить маму и мистера Холта, поэтому позвонила в «Белл Инн» в Мортон-ин-Марш, где они остановились на ужин и переночевать. Чудом меня соединили прямо с их комнатой, и я смогла поболтать с мамой, пока мистер Холт принимал ванну. Я рассказала, что мы вернули Матрону, и в двух словах объяснила, что Матрона оказалась той самой женщиной (вероятно), которой леди Бриггс завещала коттедж. Мама очень обрадовалась и передала Матроне горячие поздравления.

– Мы пока ей не говорили, – сказала я. – На всякий случай.

Мама все поняла и сказала, что новость действительно может вызвать шок и что надо быть готовым к неожиданной реакции.

– Это все равно что победить в соревнованиях, в которых и не знал, что участвовал, у нее может инфаркт случиться.

Джереми Хьюз сразу направился в хозяйский уголок, сопровождаемый Хозяином и Матроной, и сообщил о том, что леди Бриггс завещала коттедж. Он отверг глупости в виде кофе и сухих сливок. Поверенный желал поскорее покончить с делом и успеть домой к ужину, и это справедливо – вечер субботы, готова спорить, у них на ужин был стейк. Он именно такого сорта человек.

Сестра Салим, Эйлин и я подслушивали и готовились к «неожиданной реакции».

– «…Жить до конца дней, после чего коттедж возвращается в собственность Андерсена, кроме того, вы можете жить на доходы, получаемые отсюда, в случае, если обретете иное жилище», – бубнил Джереми Хьюз на своем адвокатском жаргоне.

– Погодите, я могу жить там, а потом чего? – спросила Матрона.

– Вы можете уехать оттуда и жить где-нибудь еще на деньги, получаемые от сдачи коттеджа в аренду, – в пансионе, например, если пожелаете, – уточнил Хозяин. – Или если возникнет нужда.

– А можно мне вместо коттеджа получить квартиру? – поинтересовалась Матрона. И Джереми Хьюз сказал, что нет, это невозможно.

Нервы мои не выдержали, и я вломилась в хозяйский уголок, где шла беседа. Мне необходимо было выяснить, немедленно.

– Матрона, – спросила я, – вы знали, что леди Бриггс – мать Хозяина?

Я сформулировала предельно четко, потому что была уверена – Матрона не поймет сути вопроса.

– Конечно, знала, – удивилась она. – А ты что, нет?

– Нет, я не знала.

– А чего тогда так к ней подлизывалась?

Джереми Хьюз взглянул на часы, и я вышла, предоставив им заняться делами. Я ненавидела Матрону.

Позже, после ухода Джереми Хьюза, мы отпраздновали возвращение Матроны и добрые новости для нее чашечкой кофе с ромом. Пациенты и персонал заглядывали поприветствовать Матрону и послушать байки о побегах, которые начались для нее еще в юности. Нам пришлось выслушать некоторое количество исторических фактов и откровенного вранья, прежде чем она добралась до самого последнего приключения.

День все длился и длился, бесконечно, – даже описывая его, понимаю, насколько он выдался невероятным. Мне ужасно хотелось домой, но тут заглянули Гордон и Минди Бэнкс, и Гордон был настолько взволнован, что я задержалась послушать.

– «Райский уголок» без вас совсем не тот, – многозначительно сказал он Матроне.

Но та по-прежнему не собиралась быть с ним почтительной – она ведь видела, как он собственноручно мыл свою машину, облачившись в резиновые перчатки, а потому лишь равнодушно пожала плечами.

– Я слышал, вы угнали машину Берта, – хохотнул Гордон, имея в виду «Озорного Мудака».

– Одолжила, – поправила Матрона.

И рассказала, что сначала она намеревалась жить в «Озорном Мудаке», напротив пожарной части, Лонгстонскую библиотеку использовать в качестве гостиной, а завтракать в «Путешественнике» – у нее там имеется скидка – и стирать в их же туалете, где есть горячая вода и мыло «Камей». Но не сумела разложить до конца переднее сиденье «ровера», чтобы устроить нормальную кровать, и заявилась в приют Святого Мунго, назвавшись бездомной лондонкой.

Мистер Симмонс расхохотался.

– О да, это кресло хрен разложишь, надо как следует приналечь.

– Вы нашли в приюте свою подругу? – спросила я.

– Какую еще подругу?

– Вашу близкую подругу, ту, что не имеет ничего своего, кроме имени, которое вы никак не могли вспомнить?

– Ах, эта, я и позабыла про нее.

Матрона на удивление тепло отзывалась о приюте Святого Мунго и упомянула только об одном неприятном эпизоде, когда кто-то принял ее мягкую игрушку за крысу и швырнул в нее огнетушителем.

Я наблюдала за выражением лица Матроны, за ее пухлыми жестикулирующими руками, когда она вела свой бесконечный рассказ, и впадала в странную летаргию.