– Мало ли что могло изменить человека. Сегодня он думает и голосует за одно. Завтра идет на баррикады против собственного выбора. В этом соль человеческой природы, – заметил я.

– Вы, конечно, правы, если говорить в общем. Но если рассуждать о частностях, а в данном случае это Джеймс и Олдос, то это невозможно. Они не такого склада люди. И целиком и полностью поддерживают мою философию и мои убеждения. Это скорее похоже на почерк анархистов, которые в последнее время сильно проявляют большую активность. Вспомните хотя бы попытку выпустить опасный бактериологический вирус, который удалось похитить одному анархисту в медицинской лаборатории. Он его, кажется, выпил и пытался утопиться в Темзе.

– Вы правы, дорогой Гэрберт, это очень похоже на дело рук анархистов. Я помню эту историю. Кажется, того безумца застрелили, а потом выяснилось, что он похитил не тот флакон. Доктор разыграл перед ним умозрительный спектакль, подтолкнув его к преступлению и обнажив тем самым его намерения, – я и правда вспомнил эту запутанную историю, которая произошла, когда я был в Санкт-Петрополисе, и освещалась даже в российских газетах.

Помнится, история эта сильно напугала людей во власти, как в Российской империи, так и на берегах Туманного Альбиона. Если до этого они относились к анархическим кружкам как к сообществу философов, которые обсуждали пускай и важные для переустройства мира вопросы, но все же умозрительные, без применения к практике. Пускай кто-то из среды анархистов и отправлялся в самостоятельное плавание в политических водах, система не быстро, но планомерно исправляла подобных идеалистов, делая их верными и послушными винтиками в государственной машине. Но теперь они испугались, что рано или поздно кто-то из философствующих выйдет на улицу с целью если не свергнуть, то пошатнуть государственную власть.

– Но даже если это анархисты, то все равно остается вопрос, каким образом к ним в руки попал кейворит, – задумался Уэллс.

И я тоже погрузился в размышления. Несколько недель назад Флумен потребовал от меня раздобыть образцы кейворита. Попытка отвертеться, сославшись на то, что у Уэллса ничего не готово да и сама идея полета живого объекта путем разрыва силы притяжения кажется нежизнеспособной, не увенчалась успехом. Флумен не хотел меня слушать. У него были свидетельские показания преподобного О’Рэйли и почтальона Джона Уотсона, которые засвидетельствовали, что были очевидцами успешного проведения эксперимента. Тогда я взял одну из ампул с кейворитом, правда предварительно разбавил ее спиртом, и отдал Флумену. Неужели им удалось очистить кейворит и применить его? Но зачем было выпускать его на волю? В чем смысл применения его в лондонском зоопарке? Что правительственные чиновники пытались доказать летающими и гадящими на головы прохожих экзотическими животными? Признаться честно, у меня не было ответа на этот вопрос.

– Я проверю домашний сейф. Потом надо съездить в «Стрекозу» и банк. Мы должны убедиться, что никакой утечки не было. По крайней мере, с нашей стороны, – засуетился Уэллс. – Герман ждет вас, или вы его отпустили?

– Он в машине возле дома. Я решил пока подержать его. Мало ли у нас изменятся планы, – ответил я.

– Вы предусмотрительны, дорогой Николас. Ждите меня. Я проверю сейф.

Уэллс поднялся на второй этаж, где в кабинете был вмонтирован в стену сейф. Пока он проверял наличие образцов, я подошел к окну и выглянул на улицу. Небо было хмурым, но чистым, ни одной летающей твари, обезумевшей от собственных полетов, ни одного зеваки или даже простых прохожих. Я заметил полицейские машины, появившиеся в начале улицы. Три черных автомобиля, которые уверенно блокировали обе стороны Бромли-стрит.

Интересно, что понадобилось полицейским от Уэллса? Я нисколько не сомневался, что они прибыли по его душу. Первой мыслью было бежать. Флумен слишком часто упоминал в последнее время, что положение Уэллса шаткое. Ключевые фигуры в правительстве недовольны его изобретениями и политической позицией, поэтому размышляют о том, чтобы устранить опасного ученого с игрового поля. Быть может, вся эта история с летающими слонами и сфабрикована, чтобы скомпрометировать Уэллса. Но если он сбежит, то, таким образом, дело всей его жизни будет разрушено.

Я бросился наверх к Уэллсу. Он как раз выходил из кабинета. Я рассказал ему о том, что полиция скоро постучится к нам в дом и надо срочно принимать какое-то решение. Гэрберт сначала даже не понял, о каком решении я говорю. Посмотрел на меня с удивлением, отодвинул в сторону и поспешил вниз. По дороге он сообразил, что я предположил возможность его бегства, и удивленно ответил:

– К чему мне бежать? Я не сделал ничего предосудительного. Все мои исследования направлены на благо общества Англии и человеческой цивилизации в целом.

– Полиции, весьма вероятно, не нравятся летающие слоны за окном и писающие макаки с неба, – резонно заметил я.

– К этому прискорбному событию я не имею никакого отношения. И сам заинтересован в том, чтобы источник утечки был обнаружен и виновные понесли наказание. В таком случае сотрудничество с полицией является обязательным пунктом.

В дверь позвонили. Гэрберт открыл сам, даже не интересуясь, кто почтил его своим визитом. В комнату вошли четверо. Двое в штатском, двое в форме констеблей. Один из штатских был нам знаком:

– Чем могу быть вам полезен, господа? – учтиво спросил Гэрберт, смерив взглядом инспектора, выглядевшего измотанным.

– Нам поручено доставить вас для доверительного разговора на набережную принца Альберта, – сказал Леопольд Муар.

– И что же могло потребоваться секретной службе Его Величества от скромного изобретателя? – спросил с вызовом Гэрберт.

– Я не уполномочен давать разъяснения по каким-либо вопросам. Уверен, что в Доме на набережной удовлетворят ваше любопытство, – с деланым спокойствием ответил инспектор Муар.

Уэллс обернулся ко мне, словно испрашивая совета. Но что я мог посоветовать ему, когда он уже отказался бежать? Хотя в этом случае это было вовсе не бегство, а стратегическое отступление.

– Я поеду с вами, – сказал я.

– Насчет вас не было никаких распоряжений, – заступил мне дорогу второй джентльмен в штатском.

– Господин Николас Тэсла мое доверенное лицо. И если он хочет ехать со мной, я не вижу этому препятствий, – сказал Уэллс.

Я ожидал, что полицейские возмутятся и придется вступать с ними в словесную перепалку, но Леопольд посмотрел осуждающе на второго в штатском. Тот пожал плечами, показывая, что ему все равно, кто будет сопровождать задержанного ученого, пускай хоть все подопытные обезьяны, главное, чтобы никто не оказывал сопротивления.

Мы первыми вышли из дома и направились к полицейской машине. Я бросил осторожный взгляд в сторону своего автомобиля. Герман внимательно следил за нашим передвижением. Увидев, что я смотрю на него, он кивнул и завел мотор. Вытащить из Дома на набережной он нас не сможет, но зато у нас будут колеса, когда мы покинем секретную службу.

Я никогда не был в Доме на набережной, где располагалась Секретная служба Соединенного Королевства, несмотря на то что в некотором роде состоял в ее рядах. Но не многое потерял. Дом на набережной был типичным офисным зданием с армией чиновников и вечной суетой, которая называлась деловой жизнью.