Клаус быстро разглядел, насколько неудобны хольцшуе, и придумал, как их улучшить. Теперь девушки радовались, что ноги в хольцах не сбиваются и не сворачиваются набок, даже если идти по брусчатке. А Марта внимательно присматривалась к одежде, в которой приходили девушки.

Как-то хозяйка попросила Валю помочь разобрать платяные шкафы. Они провозились с этим почти полдня: отбирали вещи, из которых выросли дети, откладывали и то, что давно не носят Марта и Клаус.

— Вот это, — сказала Марта, показывая на детские и мужские вещи, — надо будет перегладить вместе с очередным выстиранным.

— Тётя Марта, а что вы будете делать с детскими вещами?

— Выберем день посвободнее, и Клаус отвезёт меня на вещевую биржу.

— Биржа? Это что?

— Это место, где люди могут обменять свои не очень нужные вещи на другие — необходимые. В основном меняют одежду, обувь, иногда посуду или бытовые приборы. Дети вырастают быстрее, чем нам удаётся по карточкам получить одежду для них. Да и не на всё карточек хватает. Ты же видела — там сто купонов на полгода, а пальто для меня или пара ботинок для Тиля съедает сразу две трети лимита.

— Я не знала, что это так жёстко. Разве Германия не богатая страна?

— У Германии нет своего хлопка, своей шерсти, а вся кожа уходит на военные нужды. Так что нам теперь запрещено, например, заменять сношенные подмётки на кожаные. И упряжь, ремни — ты же видишь, Клаус вечно для всех соседей ремонтирует. Хольцшуе и кломпены не только осты носят.

— Кломпены? Это что?

— Деревянные башмаки старинные. Я в огород такие надеваю.

— А, видела. Тиль тоже надевает. Не знала, как они называются.

Марта отложила кое-что из взрослых вещей.

— Смотри, из вещей Клауса тоже кое-что можно поменять. Парадный костюм ему не скоро понадобится, и Тилю он не пригодится. Есть вещи поважнее. Кстати, тёплый жакет, который ты носишь, я тоже на бирже выменяла ещё в сентябре. А вот это, — продолжала хозяйка, — мы сначала померим на тебя и твоих подруг. Ты тоже растёшь. Может быть, что-то подойдёт или подгоним. В лагере у них есть место, где можно хранить сменную одежду?

— Да, там шкафчики такие… узенькие. Внутри полка и крючок для одежды.

— Вот и хорошо.

На следующий день, когда Валя закончила утренние дела, Клаус принёс из подвала в кухню гладильную доску.

— Марта сказала, тебе гладить нужно, а я буду в подвале ящики мастерить. Гладь здесь. — Он позвал Басти, и они спустились вниз.

Валя взялась за бельё, а пришедшие в свой выходной Наташа, Марьяна и Уля принялись мыть окна. Начали с кухни, где окон было целых три — два в сторону дороги и одно в огород.

По-весеннему тёплое февральское солнце уже вовсю пригревало, на газоне пробивались первоцветы, Марта с Лизхен приводили в порядок клумбы под окнами. Все работали с удовольствием. Уля, протирая стекло, тихонько что-то запела, подхватила у другого окна Марьяна, за ней Наташа, а потом присоединилась и Валя. Девушки старались петь негромко, и вдруг к окну подошла с улицы Марта. Остовки испуганно замолкли.

— Пойте, пожалуйста, погромче, — попросила хозяйка, — а то нам с Лиз плохо слышно.

Девушки облегчённо заулыбались, и Уля весело затянула:

подхватили другие.

Эту песню они знали все: на родине её не раз слышали по радио и на граммофонных пластинках.

Девичий квартет заливался так лихо и весело, что из коровника выглянул Тиль и засмеялся, глядя на них. Клаус открыл дверь в подвал и тоже улыбался, слушая непонятную, но такую красивую песню.

Неожиданно на дороге, что шла из низинки к дому, раздался топот многих ног и крики. Марта выпрямилась и с тревогой посмотрела в ту сторону. Ей ещё не было видно, что там. Первой рассмотрела Марьяна, стоявшая на высоком подоконнике.

— Там толпа! Сюда идут! Человек двадцать! Мужчины.

— Ли-из! Иди к нам, у нас хорошо! — позвала на всякий случай Валя.

Лизхен радостно бросила тяпку и побежала в дом. Марта направилась к дороге. К дому поднималась толпа почти одинаковых на вид парней: по-особому стриженных, в коротких штанах и коричневых рубашках. «Гитлерюгенд» — вспомнила Валя слово, сказанное Клаусом в городе.

— Накажем предателей расы! — кричал идущий впереди. — Они нарушают закон.

— Развели тут русское гнездо! — закричал другой.

— Позор! Позор! Позор! — начала дружно скандировать толпа.

Марта двинулась им навстречу. Марьяна и Наташа поспешно закрывали недомытые окна.

— Что там? — спрашивала Уля, чьё окно выходило в другую сторону, но ей никто не ответил.

— Стойте! Что вам нужно? — закричала Марта, однако молодчики то ли не услышали, то ли не захотели её услышать.

В следующий момент в окно дома полетел камень. За ним ещё один. И ещё.

— Это русским свиньям и их покровителям! За Сталинград! Позор предателям!

Из коровника выскочил Тиль с вилами в руках, но до ворот ему было довольно далеко.

Крики перепуганных девушек слились со звоном разбитых окон. Камни летели градом, стёкла разлетались сверкающими брызгами. Валя схватила Лизхен, засунула её под стол, бросила сверху выглаженную простыню и велела не выглядывать. Лиз вопила от ужаса. Марта и Тиль что-то кричали, пытаясь остановить погромщиков. Камень попал Марте в плечо, она упала. Тиль кинулся к ней и получил камнем по ноге.

Девушки поставили у окна на попа́ гладильную доску, чтобы прикрыть от осколков и камней хоть малую часть кухни. Уля сориентировалась и придвинула ещё лавку, которую тоже поставили вертикально. Валя в тревоге попыталась выглянуть, но Марьяна хлопнула её по макушке.

— Куда? Убьют! Иди Лизу утешай.

Валя забралась под стол к рыдающей Лизхен, обняла и стала что-то говорить, пытаясь перекрыть общий шум и её плач.

Вдруг снаружи раздался выстрел, и громовой голос рявкнул:

— Всем стоять! Смир-р-рно!

Неожиданно наступила тишина.

— Кто главный? — так же жёстко спросили на крыльце.

— Клаус, — с тревогой сказала Валя и тут же обернулась к Лизхен и прибежавшему снизу перепуганному Басти. — Вот видите, отец сейчас всё это прекратит, — уверенно добавила она, хотя на самом деле никакой уверенности не испытывала.

— Папа побежал в комнату, надел свои награды, р-ружьё схватил и — на улицу. А м-мне ве-велел вниз-зу сидеть, а я боюсь. Вальхен, у н-них нет р-ружей? Они не убьют папу?

— Нет, милый, они без оружия, не убьют. Тихо! Послушаем, что там происходит.