Таким образом к весне 1261 года Англия узнала о возвращении не только наследного принца, но также и устрашающих сводных братьев Генриха, а кроме них — вооруженного отряда иностранных наемников под командой энергичного Сен-Поля, нанятых специально для защиты монархии. За ними последовало, пожалуй, еще более мощное и опасное орудие — булла от папы, датированная 13 апреля 1261 года, снимающая с короля и королевы Англии и всех их сторонников клятву придерживаться Оксфордских соглашений.

Центр тяжести сместился в сторону Генриха и Элеоноры, и они настолько осмелели, что в конце апреля покинули Тауэр под присмотром Джона Мэнсела и переехали в свой замок в Винчестере, чтобы там встретить Эдуарда и других ожидаемых гостей. Элеонора устроила целый спектакль из приема Сен-Поля с его рыцарями, когда они прибыли чуть позже, в мае: она выехала верхом им навстречу сама, без Генриха, раздала множество колец и подарков и лично проводила их ко двору своего супруга. Эдуард воссоединился с королем и королевой, и на этот раз примирение было искренним; Эдуард понимал, что его власть в будущем, как и положение его родителей в настоящем, опасно подрывается усилиями Симона де Монфора. И снова Элеонора играла в этих событиях центральную роль: «С тех пор Эдуард, сын короля, ублажаемый матерью, держался стороны отца и принял чужестранцев как родных», — рассказывает один из лондонских хронистов.

Бароны притихли, видя такой напор короны. Число сторонников Симона де Монфора стало таять, и он согласился подождать арбитражного решения проблемы, для чего покинул страну и поселился во Франции, где и остался в добровольном изгнании. На протяжении следующих двух лет власть опасно колебалась, сперва к сторонникам короля, потом к реформаторам, но так и не попала окончательно в чьи-то руки. Однако корона явственно приободрилась после событий 1261 года. Мерзкий Совет, самое ненавистное из условий, навязанных парламентом 1258 года, был распущен. Освободившись от обязательства подвергать каждое решение позорному пересмотру баронами, король смог укрепить свое влияние на политические структуры, назначая чиновников, в основном местных шерифов, из числа своих сторонников. Реформаторы также не смогли, несмотря на все попытки, дать обратный ход папскому декрету о клятве. Когда прежний папа умер в конце того же года, новый папа, Урбан IV, оказался твердым сторонником королевской партии. В булле, датированной 25 февраля 1262 года и адресованной архиепископу Кентерберийскому, папа писал: «Ты должен прилюдно объявить, что король, королева и их дети освобождены от клятвы, ты же [Бонифаций] должен укротить тех, кто сему будет противиться, налагая отлучение на них и интердикт на их земли, без права апелляции». Генрих мог теперь, с некоторым ликованием, объявить Оксфордские провизии официально отмененными.

Элеонора вполне справедливо восприняла эти события как оправдание ее методов. Она продолжала настаивать, что решение заключается не в компромиссах, а в стойком сопротивлении оппозиции, в том числе, если понадобится, самыми энергичными мерами. Но тут Элеонора сильно промахнулась. Она не учла национальный характер страны. Аппетиты баронов, их жажда власти только обострились после того, как они, пусть ненадолго, испробовали вкус удачи. Позиция королевы не предвещала ни мирного разрешения конфликта, ни мира для нее самой.

Тем не менее арбитражное разбирательство продвигалось очень извилистым путем, рывками и приступами, в течение 1261 и 1263 годов. Ряд посредников пытался вмешаться по разным вопросам. От Ричарда потребовали доказать, что Генрих имел право заменять шерифов, верных баронам, на шерифов, лояльных короне (и Ричард это доказал). Королеву Маргариту, которая хорошо знала главных действующих лиц обеих партий и сочувствовала обеим, попросили уладить спор между Генрихом и его сестрой Элеонорой: королева могла кое-что сказать по поводу нечестного распоряжения наследствами, а спор касался ставшего теперь весьма болезненным вопроса об имениях Элеоноры, графини Лестер, которая, по наущению своего мужа, вдруг заявила, что Генрих ее обманул. В одном документе (на французском языке), датированном 14 марта 1261 года, Генрих писал: «Мы, а также граф и графиня Лестер, постановили передать наши разногласия на суд королю Франции, а если он не пожелает выступить в этом деле третейским судьей, то мы просим передать его королеве Франции». Из-за этого вопроса Симон и его жена затянули переговоры по Парижскому миру и отказывались пойти на компромисс до самой последней минуты, да и тогда еще пытались получить дополнительное возмещение. Все их жалобы и беды смешивались с общей идеей правительственной реформы, отчего вопросы становились еще более трудноразрешимыми.

К июлю 1262 года позиции королевской партии уже так окрепли, что Генрих решился покинуть свое королевство и поехать во Францию для разбирательства с Симоном де Монфором. Людовик и Маргарита, которые уже понимали, что долговечного мира в Англии не добиться, пока король сам будет общаться с графом Лестером, согласились стать посредниками и упорно добивались встречи соперников на нейтральной территории. Генрих и Элеонора, со своей стороны, знали, что Симона де Монфора, который умел быть убедительным, нельзя надолго оставлять во Франции без присмотра. Они не могли допустить, чтобы граф за счет личного обаяния и многократного повтора жалоб смягчил Людовика и Маргариту и обратил короля и королеву Франции против них.

Между тем поддержка со стороны французской короны стала необходимой для сохранения власти Генриха и Элеоноры; если бы им понадобились наемники, пришлось бы просить у Людовика позволения на вербовку их во Франции; если нужны будут деньги, только Людовик или Маргарита могли ссудить их. Потому правители Англии согласились принять приглашение французской короны и обосновались вместе с большой свитой, включавшей принца Эдмунда, Джона Мэнсела и Пьера Савойского, в одном из замков Людовика неподалеку от Венсенна[107], где располагался двор. Они приступили к переговорам по основным точкам конфликта. Пригласили также поучаствовать мать обеих королев, Беатрис Савойскую, которой удалось примирить графа и короля после их отчаянной ссоры из-за женитьбы Симона на сестре Генриха около двадцати лет назад.

Эти переговоры потерпели полный провал. Несмотря на терпеливое участие Людовика и Маргариты и на смягчающее влияние Беатрис Савойской, между графом и королем стояла такая стена обид и горечи, что даже показного примирения не получалось. Их встречи превратились в непрерывный поток взаимных обвинений. Потом, в сентябре, и Генрих, и большинство его спутников серьезно заболели.

Только королеву эпидемия обошла. Многие англичане умерли. Эдмунд был так плох, что его срочно отправили в Англию выздоравливать; Джон Мэнсел, ораторскими способностями не уступавший Симону де Монфору, которому доверили вести переписку и составлять документы в защиту Генриха, долго не мог подняться с постели. Сам Генрих так расхворался, что готовился к смерти и составил завещание, дотошно перечислив все составляющие щедрого обеспечения для его жены. Переговоры вынужденно приостановились.