В мае Симон и его сторонники собрались в Оксфорде и решили в одностороннем порядке повторно поклясться в соблюдении Провизий. Все, кто отказался бы дать клятву, подлежали изгнанию из Англии, а их собственность — конфискации. Собравшиеся дворяне дали обет защищать Провизии до смерти. Был выделен небольшой отряд дружинников, которому поручили начать насильственное внедрение ультиматума и подавление оппозиции.

Никто не сомневался, кого граф Лестер и его товарищи намереваются изгнать. К высоким речам реформаторов и благородным идеям представительного правления примешивалась явно менее альтруистическая мечта — избавиться от хорошо устроившихся в королевстве иностранцев. При этом на собрании в Оксфорде все благополучно забыли, что одним из этих «хорошо устроившихся» является сам Симон де Монфор. Но ни одна группа иностранцев не была настолько на виду, ни одна не пользовалась таким предпочтением и почестями, как компания савояров и провансальцев, друзей и родственников, которые составляли опору власти Элеоноры в Англии.

Симон де Монфор четко представлял себе, кто, собственно, будет его истинным противником в начавшейся схватке. «В это время Симон де Монфор, предводитель баронов, разорял имения приверженцев короля, особенно кровных родичей королевы, которых она привлекла в Англию», — отметил один английский хронист. Когда граф повел в поход свою армию, он напал не на короля, но на королеву.

Войско у Симона было небольшое, но крепкое, и мятежникам удалось, нанеся несколько молниеносных ударов, устрашить значительную часть приверженцев короля. Они начали с того, что похитили епископа-савояра из собора в Герфорде, разграбили его земли, а самого бросили в темницу в замке одного из участников мятежа. Оттуда они напали на замок в Глостере. Было ясно, что они продвигаются к Лондону. Симон выслал вперед гонцов с требованием, чтобы Генрих возобновил свое обещание придерживаться Провизий, и с угрозами гражданам Лондона, если они не поддержат мятежников. Власти города, боясь Симона и его банды намного сильнее, чем стареющего сюзерена, согласились стать на сторону баронов и дали клятву верности Провизиям.

Генрих, Элеонора, Ричард и Эдуард (с его иноземными рыцарями) укрылись в лондонском Тауэре и устроили совет. Мнения семейства разделились между Ричардом, который предлагал мирное урегулирование спора с графом (что в данном случае означало капитуляцию) и теми (Элеонора и Эдуард), кто предпочитал вступить в бой. Генрих прислушался к жене и сыну, и они приняли рискованный план. Днем 29 июня Эдуард с несколькими товарищами отправился в Темпл, где королевская семья, как большинство знати и крупнейшие купцы, хранили свою казну, якобы для того, чтобы забрать какие-то драгоценности матери. Однако, оказавшись внутри, молодые люди вытащили из-под плащей молотки, с их помощью сбили замки на железных сундуках с деньгами и вернулись обратно, унеся тысячу фунтов. Затем Эдуард со своими наемниками помчались в королевский замок Виндзор, чтобы занять его и перекрыть путь Симону прежде, чем мятежники достигнут Лондона. Одновременно Эдмунда направили в Дувр, чтобы удержать порт в распоряжении короны — тогда из Франции могли прибыть подкрепления. Джон Мэнсел, понимавший, что мятежники в лучшем случае уготовят ему тюремное заключение, также уехал в Дувр, а под его присмотром отбыли дамы — супруги савояров и провансальцев, опасавшихся за свою безопасность. Все они намеревались покинуть королевство.

Мятежники, не желая упустить такую фигуру, как Мэнсел, направили Генриха Альмейна, чтобы тот устроил засаду на королевского советника, бежавшего в Булонь. Но к этому времени у Элеоноры имелась неплохая шпионская служба, она узнала об этом замысле и действовала быстро. В результате не Джон Мэнсел, а Генрих Альмейн попал в засаду, был арестован людьми королевы и брошен в одну из французских тюрем. Эдуард и его рыцари заняли Виндзор, Эдмунд сохранил Дувр, а Джон Мэнсел, в компании встревоженных дам, к которой присоединился и дядюшка Бонифаций (также пришедший к выводу, что сейчас самое время куда-нибудь уехать), благополучно прибыл во Францию. Все они немедленно направились ко двору, чтобы с большой горячностью оповестить Людовика и Маргариту обо всех недавних событиях.

Бароны взвыли и потребовали освобождения Генриха Альмейна. Его арест подстегнул мятежников, они одержали новые победы, что, в свою очередь, увеличило приток к ним свежих сил. Ричард, в отчаянной тревоге за любимого сына, умолил брата отпустить его и примириться с мятежниками. Король, запертый в Тауэре, в смятении и нерешительности, не устоял. 4 июля 1263 года он направил к Симону делегацию, соглашаясь на все его требования. 10 июля он освободил Генриха Альмейна и послал Эдмунду приказ сдать замок в Дувре мятежникам.

Элеонора пришла в ярость. Сдаваться, когда Эдуард держит Виндзор? Лишиться Дувра без борьбы? «Король, опасаясь, что его зажмут в Тауэре силы баронов, пошел на перемирие с ними при участии некоторых малодушных людей, и пообещал соблюдать Оксфордские провизии, но королева, подстегиваемая женской злостью, сделала все, что могла, чтобы предупредить такое его поведение». Видя, что муж ошалел от страха, Элеонора взяла контроль на себя. Оставив Генриха и безопасное убежище в Тауэре, 13 июля она поплыла на лодке вверх по Темзе. Она хотела пробиться в Виндзор к Эдуарду и нажать на сына, чтобы тот продолжал сопротивляться движению Монфора на Лондон, несмотря на слабость отца. Это был дерзкий поступок, вполне в ее характере, и впоследствии Эдуард прославился храбростью именно такого типа.

Она добралась до Лондонского моста, но тут ее заметили пешеходы. В Лондоне было неспокойно. Со дня на день ожидали прихода Симона де Монфора с войском, и горожане, хотя и подтвердили свое намерение следовать Оксфордским провизиям, не были уверены, что приспешники Симона не попытаются все-таки наказать их за то, что они поначалу поддерживали дело короны. Слухи о том, что королева пытается убежать, возбудили их. Ведь именно Элеонору все считали зачинщицей противостояния с реформаторами — а значит, по мнению лондонцев, она и была ответственна за надвигающуюся беду. «Толпа городской черни собралась намосту, под которым ей предстояло проплыть», — сообщает хронист. Враждебно настроенные горожане «осыпали ее оскорблениями и проклятиями, а когда она приблизилась, стали швырять комья грязи и камни в ее ладью». Лодка была маленькая и не могла бы выдержать длительную атаку; было ясно, что пройти под мостом королева и ее спутники смогут лишь с большим риском. Элеонора вдруг поняла, что попала в ловушку, и их жизни подвергаются реальной опасности.

Ее спас мэр Лондона, который, независимо от политических взглядов, инстинктивно понимал, что негоже стоять сложа руки и смотреть, как толпа расправляется с королевой Англии. Рассказывают, будто Элеонора пыталась возвратиться в Тауэр, и Генрих отказался ее впустить, но это представляется маловероятным. В любом случае мэр проводил королеву и ее спутников к епископу Лондонскому, который гарантировал ей безопасность и предоставил собственное жилье. Именно там находилась Элеонора, когда Симон де Монфор меньше чем через неделю триумфально вступил в город и захватил власть над Англией.

Так как Генрих публично признал все условия мятежников, реформаторы позволили королю и королеве беспрепятственно удалиться в Вестминстер. Но их мучения только начались. Баронский совет был восстановлен с большой помпой и начал издавать приказы. Один из людей Симона был назначен хранителем большой печати Генриха и пользовался ею от имени короля. Так, 20 июля большой печатью скрепили указ, разъяривший беспомощных короля и королеву: всем рыцарям, обязанным службой Генриху, предписывалось собраться первого августа, чтобы атаковать замок в Виндзоре. Поскольку Виндзор все еще находился в руках Эдуарда, наличие печати на документе означало, ни больше ни меньше, что король приказывает напасть на собственного сына. Эдуард вскипел, но ему ничего не оставалось, как сдать крепость и отпустить иностранных рыцарей, которых бароны отконвоировали на побережье. Унижение, пережитое в те дни Эдуардом и его матерью, лишило графа Лестера всяких шансов на то, что кто-нибудь из членов королевской семьи перейдет на его сторону и будет сотрудничать с мятежниками. С влиянием Симона де Монфора на Эдуарда было покончено.