– Ребята, всем привет!

Поднимаю голову и замираю. Янка.

Рядом с нашим столиком стоит Романова.

Катька сглатывает. Я замечаю, как вытягивается ее лицо, на нем отпечатывается ужас. Ее взгляд мечется между «гостьей» и братом.

– Тебя сюда не звали, – Тим подается чуть вперед, упираясь ладонью в стол.

– Ты – нет, – улыбается, – а Катюха – да.

Азарин бросает прищуренный взгляд на сестру.

– Я ее не звала. Тим, правда…

– Да ладно вам. Видели бы вы свои лица. Шутка. Мимо шла, заметила вас, решила поздороваться.

Яна неестественно смеется. Цепляет меня взглядом, и ее губы расплываются в кровожадной улыбке.

– А вы не вместе? – снова смотрит на Тима. – Не простила, что ли? – морщит нос. – Арин, ты извини, но он сам. Я не хотела ничего такого…

– Вон отсюда пошла, – снова Азарин, уже не скрывая агрессии.

– Фу, как грубо. Но ты же знаешь, грубость меня заводит.

Тим делает рывок и поднимается на ноги.

– Стоп! – Данис толкает Азарина обратно на диван. – Яна, иди отсюда, а?

Они продолжают словесную перебранку. Опускаю взгляд. Щеки пылают от подкатывающего стыда. Нужно было сидеть дома.

Поднимаюсь с дивана. Движения получаются резкими. Я задеваю рукой бокал и опрокидываю на себя остатки льда и мохито.

На платье красуется пятно. Подол прилипает к ногам, но вряд ли это сейчас важно.

Главное – уйти отсюда. Просто исчезнуть. К счастью, я здесь мало кого интересую.

Толкаю стеклянную дверь ладонями и жадно хватаю воздух. Меня немного потряхивает. Губы дрожат, и пальцы, кажется, тоже. Сердце снова пронзает острая игла боли. Прижимаю ладонь к груди, словно это поможет.

Сразу чувствую его присутствие. Хватает мгновения. Он вышел, и я его почувствовала.

В глазах слезы. Но сегодня мне плевать. Пусть видит меня жалкой, разбитой, слабой, заплаканной… Вот такой. Пусть видит, как мне больно.

Больно из-за его глупого, необдуманного поступка. Из-за этой дуры, которая возомнила, что имеет право говорить все то, что она там несла.

Всхлипываю и делаю шаг назад. Не хочу, чтобы он подходил, и одновременно желаю этого больше всего на свете. Мне нужно, чтобы он сказал, что все это неправда. Что все это затянувшаяся шутка. Сказал и обнял.

Тим приближается. Сокращает расстояние между нами. Смотрит сверху вниз.

– Ты рад? – смотрю на него затаив дыхание. – Мне больно… Ты всегда хотел сделать мне больно, – кусаю губы. – У тебя получилось.

Он молчит. Смотрит, играет желваками и молчит.

А мне, мне хочется кричать, впервые за все время, мне хочется орать, обвинять, драться… Не знаю. Я устала молчать. Устала держать все свои обиды в себе.

– Я звонила, я думала, ты разбился, а ты просто сбросил звонок. Просто проигнорировал. Обида, правда? В таких вещах нет места обиде! Когда дело касается жизни, плевать на обиды! – Со всей силы толкаю его в грудь. Он отшатывается на пару сантиметров.

Мы стоим посреди улицы. Я реву, Тим придерживает меня под локоть. Вокруг люди ходят, солнце печет. И платье у меня мокрое, а еще ноги подкашиваются, потому что я перенервничала.

– Я…

Он выдыхает, а потом ослабляет захват.

– Извини, – говорит совсем тихо. Отстраняется. Я не чувствую больше его пальцев. Не чувствую…

Всхлипываю, а он уходит. Просто идет к своей дурацкой машине. Тот самый монстр с тонированными стеклами, в котором все это началось.

Смотрю Тиму в спину не моргая. Слов нет. Ничего нет. Я никого вокруг себя не вижу и не слышу.

Чувствую, как по щекам катятся слезы. Ноги не держат. Каблуки зачем-то надела… Красивой хотела быть. Зря. Дура. Какая же я все-таки дура.

Медленно опускаюсь на пыльный асфальт прямо в белом платье. Все равно уже.

Ненавижу его. Я так сильно его ненавижу. Почему именно он? Мой кошмар детства наяву. Убил меня. Растоптал. Чертов бугимен!

Роняю лицо в ладони и снова захожусь плачем. Давлюсь собственными слезами.

– Встань, – его голос. Снова слишком близко.

Сначала голос. Потом руки. Он подтягивает меня наверх, отрывает от земли.

– Арина!

Поднимаюсь. Нехотя, безвольно. То, что до машины он тащит меня на руках, я, конечно, замечаю. Вцепляюсь в его плечи и дышу с ним одним воздухом, продолжая реветь.

Тим сам меня пристегивает и отодвигает сиденье чуть назад. Достает бутылку воды из подстаканника.

– Попей.

Забираю у него минералку. Сжимаю пластик дрожащими пальцами и снова всхлипываю. Делаю пару неряшливых глотков и начинаю икать.

– Я такси себе вызову.

– Сиди тут, – бросает раздраженно и заводит двигатель.

Снова икаю и задерживаю дыхание. Виски́ будто иголками пронзает, еще немного, и голова лопнет. Зажмуриваюсь. Потому что солнечный свет, попадающий даже через тонированное стекло, раздражает сетчатку.

Азарин выезжает за город. Домой меня, видимо, везет. Вот как я туда приду? В мокром платье и с зареванным лицом?

– Останови где-нибудь на въезде в поселок. Я пройдусь, – бормочу и смотрю на свои пальцы.

Тим кивает. Минут через десять и правда притормаживает через сотню метров от КПП.

Тянусь к ручке двери, но он оказывается проворней. Перехватывает мое запястье.

– Посиди десять минут. У тебя тушь потекла… – протягивает пачку влажных салфеток.

– Спасибо.

Пока я включаю фронталку и оттираю черноту под глазами, Тим сидит молча, прилипнув затылком к подголовнику. Глаза закрыты. В машине тихо. Музыка не играет. Все, что мы оба слышим, это его рваное дыхание и мои периодические всхлипы и шмыганья носом.

Кладу салфетки в дверной карман. Телефон засовываю обратно в сумку и прилипаю к спинке кресла.

Странное ощущение. Меня будто что-то держит. Не могу выйти из машины. Не могу…

– Можно я тебя поцелую?

Его вопрос прилетает неожиданно. Хрипловатый голос окутывает сознание. Медленно киваю и бросаю взгляд на Тима.

Он тоже на меня смотрит. На губы. Потом чуть выше. Глаза в глаза.

В животе что-то ухает. Легкие переполнены. Приоткрываю рот.

Чувствую его губы на своих. Мягкие, теплые. Закрываю глаза. Внутри все снова переворачивается. Он рядом, он близко. Мне так этого не хватало. Его не хватало. Все эти дни я отчаянно желала оказаться с ним рядом.

Пусть это глупо, пусть ошибка… Плевать.

Тим сжимает меня в своих руках крепко-крепко, словно последний раз. Снова чувствую свои слезы. Облепляя его шею, лицо своими спонтанными прикосновениями. Потом так же хаотично целую.