– Ты не понимаешь, – вздыхаю я, отталкивая его.

Эрик встает с меня, и я подскакиваю, подхожу к краю балкона и кладу руки на ограждение.

– Так объясни, я хочу понять, малыш, – ласково шепчет он, подходя сзади, и обнимает меня за талию.

– Зачем, Эрик?

– Затем, что для меня это важно.

– Почему?

– Потому что ты для меня важна, и я хочу найти варианты для будущего.

– Но у нас нет будущего, Эрик. Нет и никогда не будет. Ты не слышишь меня, – зло говорю я, сбрасывая с себя его руки, и поворачиваюсь к нему.

– Я прекрасно слышу тебя, но ты врешь. Ты обманываешь и себя, и меня. Ты заучила эти слова, но это все ерунда. Я хочу знать, чего ты боишься, Хлои? Поделись со мной, скажи, кто заставил тебя думать, что ты не подходишь для брака и любви? Кто? – требует он.

Я отвожу взгляд от его красивого лица, от этих пронзительных глаз. А на моих в ответ скапливаются слезы отчаяния и слабости.

– Ну же, Хлои, давай. Откройся мне, я не предам тебя, обещаю, – его слова и эта мягкая интонация давят на меня, и я сглатываю ком в горле, оглядывая его фигуру.

– Я видела, что любовь творит с людьми. Это сумасшествие, помешательство на партнере нередко приводит к суициду, психологическим проблемам и беременности. Любовь ломает людей, делает бесхребетными и жалкими. Я не знаю откуда, но я помню громкие рыдания матери, запах алкоголя, мольбы вернуть ей моего отца. По словам Нила, это происходило, когда мне и трех лет не было. Но я помню. Она никогда меня не любила, мне кажется, даже ненавидела за то, что я появилась на свет. Винила в том, что я помешала ей быть с отцом или же сыграла не ту роль, для которой она меня родила. Но он этого не хотел, ему не нужны мать, я или Нил. Ему никто не нужен, он может только присылать деньги, когда ни черта не знает, как это противно и больно – видеть равнодушие в родном взгляде. Я взбунтовалась, но даже это не тронуло мать, только брата. А потом я решила, что раз плохая девочка ее не трогает, так, может быть, хорошей она будет гордиться? Так и стала я куклой в жизни, встретила Мел, и это принесло облегчение. Я забила на мать, на ее нового мужа, у меня были два самых дорогих мне человека в жизни. А большего и не надо. Ты прав, я боюсь, но не того, что первым уйдет мужчина, а того, что моя подруга, узнав о нас, превратится в мою мать. Станет смотреть на меня с тем же отвращением, ненавистью, превосходством. И я снова останусь одна, я не готова к этому и, прости, Эрик, не собираюсь рушить нашу дружбу с ней из-за хорошего секса и тебя.

Я замолкаю, теперь сумев вздохнуть полной грудью, но дыхание немедля предает меня, когда я смотрю на искаженное болью лицо напротив. Он сам вынудил сказать это! Сам виноват! Сам!

Мне хочется злиться, побить его или же расплакаться от остроты своих же слов.

– Зачем ты затеял этот разговор, Эрик? Неужели тебе не терпелось все испортить, а еще суток не прошло с последней ссоры? – взрываюсь я, понимая, что я чувствую его, всего его. Эта его давящая тишина внутри передается мне, и это неправильно.

– Зачем? – как-то отстраненно переспрашивает он и моргает, концентрируя взгляд на мне.

– Да, зачем? Неужели тебе стало легче? – подливаю я масла в огонь, и снова контроль летит к чертям.

– Нет, стало еще сложнее. Только вот, малыш, тебе следует знать, что если мужчина и женщина ссорятся, значит, они нуждаются друг в друге. Они ругаются не ради ссоры, а ради примирения. Но когда закончатся беседы, пусть даже ненавистные обоим слова будут сказаны и это не тронет душу, вот тогда будет страшно. Тогда будет легко. Но мне сложно, потому что понимаю в силу своего возраста, что ссориться с тобой мне никогда не надоест. Меня это заводит, как и тебя. Пора признаться, Хлои, хватит играть в кошки-мышки, между нами есть чувства. Ты как минимум влюблена в меня, а я как максимум всего лишь не хочу дышать, если буду знать, что завтра не увижу тебя.

– Эрик, да нельзя так, понимаешь? Не придумывай за меня эту бутафорию. Я же просила тебя, просила, черт бы тебя побрал, никаких чувств! – чуть не плача кричу я, но больше не могу сдерживаться, не хочу сдерживаться, хочу быть собой. Хочу быть глупой, маленькой… его.

– Нет, не понимаю, почему нельзя. Все можно, малыш, – он с ласковой улыбкой на губах делает два шага ко мне, обхватывая мою талию. А я не готова к такой атаке нежности, поэтому только позволяю ему дотронуться до меня, согреть своим теплом и ощущаю слабость во всем теле лишь от близости его дыхания.

– Что ты творишь, Эрик? – с ужасом понимая, что он прав, шепчу я.

– Я перешел к стадии примирения, – он кладет ладонь на мою щеку и неторопливо поглаживает ее.

– Я не об этом…

– А я теперь только об этом, потому что я узнал практически все, что мне требовалось. И я разделяю с тобой твое отношение к поездке. Она стоила того, чтобы увидеть и узнать, что ты не видение и не выдумка моей больной фантазии. Ты реальна, и ты влюблена в меня, – довольно заключает он.

– Нет, – качаю я головой, пытаясь увернуться от его руки, ласкающей кожу.

– Хорошо, нет так нет. Только вот я теперь знаю, когда ты лжешь, а когда говоришь правду. Не хочешь обсуждать чувства, только секс? Без проблем. Теперь без проблем, Хлои. Будем говорить только о нашем траханье, обсуждать позы и минет. Только вот это и будет бутафория. Доброй ночи, малыш, – он легко целует меня в губы и отстраняется, огибая меня.

– Эрик? – возмущаюсь я, следя за ним, идущим в номер.

– Да, малыш? – оборачивается он.

– Я что-то ничего не поняла, – хмурюсь я. – Ты куда?

– Спать.

– Спать?

– Ага, спать. Это такой вид отдыха, когда ты раздеваешься, ложишься на такую мягкую штуку, в мире ее называют кроватью, укрываешься другой белой штукой, то есть одеялом, закрываешь глаза. Некоторые считают овец или коров, а я представляю тебя и только тогда засыпаю. А когда пробуждаешься, то уже утро. Этим я и собираюсь заняться в ближайшие девять часов, – весело отвечает он, едва сдерживая откровенный смех.

– Ты что, издеваешься надо мной? – цежу я.

– Ни в коем случае, малыш. Я хочу спать, а по причине того, что моя дочь и мой друг живут с нами в одном номере и я не могу забраться в постель к своей неправильной девушке, которая влюблена в меня, но говорит, что между нами только секс, то, увы, у меня не остается выбора, как пойти в постель одному. И, к слову, мне необходимы силы на завтра, чтобы продолжить борьбу с твоей любовью к металлу и замкам. Ради будущего. Буду скучать, малыш, – напоследок он подмигивает мне и скрывается между развевающимися полупрозрачными шторами, оставляя меня стоять одну, потерянную и ни черта не понимающую.

Мне кажется, я все же что-то пропустила. Только вот что?

Теплое прикосновение к оголенной ягодице, и я улыбаюсь сквозь уходящий сон, уютнее устраивая одеяло между ног.