Подождав, когда Воронцов закончит, Горбачёв снова заговорил.

— В октябре прошлого года на Политбюро мы определили путь решения афганского вопроса. Мы поставили цель ускорить вывод наших войск и одновременно обеспечить появление дружественного по отношению к нам афганского правительства. Предполагалось, что это может быть достигнуто за счет сочетания военных и политических мер. Но движения ни в том, ни в другом направлении нет. Усиления военных позиций афганского правительства не произошло. Национальная консолидация не достигнута главным образом из-за того, что товарищ Кармаль надеялся оставаться у власти в Кабуле с нашей поддержкой. Говорили также, что мы сковывали деятельность афганского правительства. В целом до настоящего времени предложенная концепция реализуется плохо. Проблема не в самой концепции, а в ее реализации. Мы должны действовать более активно и руководствоваться этими двумя вопросами. Прежде всего, в течение двух лет мы должны вывести свои войска из Афганистана. В 1987 году 50 процентов и в следующем году оставшиеся 50 процентов. Во-вторых, мы должны расширять социальную базу режима, принимая во внимание расстановку политических сил. В этой связи нам надо встретиться с товарищем Наджибом и, возможно, даже с другими членами Центрального комитета НДПА и Политбюро. Надо начать переговоры с Пакистаном. Самое главное — мы должны гарантировать, что американцы не войдут в Афганистан. Но я думаю, что американцы не пойдут на ввод своих военных сил в Афганистан.

Ахромеев согласился:

— Они не пойдут в Афганистан со своими вооруженными силами.

Добрынин присоединился к этому мнению:

— С американцами по этому вопросу можно договориться.

— Мы должны дать указания товарищу Крючкову встретиться с Наджибом и пригласить его в декабре в Советский Союз, — заключил Горбачёв. — Надо будет также передать товарищу Наджибу, что основные решения он должен принимать самостоятельно. Поручить товарищам, с учетом обсуждения на заседаниях Политбюро, координировать работу, принимать оперативные решения и выдвигать предложения по решению афганского вопроса и урегулированию в Афганистане.

Люди, правившие Советским Союзом, хором ответили: «Согласны».

Решение было принято.

 Вашингтон. Декабрь 1986 года

Счастье стало изменять Кейси. Все началось в ноябре, когда Республиканская партия потеряла большинство в Сенате, а скандал «Иран-контрас» выплеснулся на первые полосы мировой прессы. В начале декабря у директора стали проявляться признаки того, что впоследствии будет диагностировано как опухоль мозга. Его охрана в конце концов была вынуждена поделиться своей обеспокоенностью с Бобом Гейтсом. Некоторые близкие к нему сотрудники стали отмечать нарушение его мышления, он наталкивался на предметы и даже падал. Тем не менее он продолжал придерживаться своего графика работы, сопряженного со все более бурными слушаниями в Конгрессе, который в начале декабря серьезно занялся проблемой «Иран-контрас».

Даже в Исламабаде, отстоявшем от Вашингтона на 11 часовых поясов, стало сказываться влияние расследования дела «Иран-контрас». Наша программа тайных операций в Афганистане давала многим конгрессменам и работникам их аппаратов, имевшим отношение к наблюдению за деятельностью ЦРУ, возможность соблюдать необходимый баланс в этой деликатной сфере. Некоторые ярые противники действий ЦРУ в Центральной Америке горячо поддерживали нашу программу в Афганистане. Для них она была четкой и понятной, в то время как в Центральной Америке было много неясного и непонятного. Поддержка наших действий в Афганистане укрепляла их репутацию антикоммунистов, давая им возможность твердо выступать против нашей помощи контрас.

Почувствовав «запах крови» в скандале «Иран-контрас», некоторые работники аппаратов конгрессменов стали искать связь между афганской программой и попытками Билла Кейси и Оливера Норта выйти за пределы мандата, данного ЦРУ Конгрессом, по Центральной Америке. Никаких доказательств на этот счет найдено не было, потому что никакой связи между этими программами не существовало. Это не остановило тех, кто пытался откопать признаки того, что мы заворачивали в Карачи суда, груженные боевым снаряжением, и направляли их в Никарагуа и Гондурас.

Этот интерес заставил меня искать новые пути организации работы с инспектировавшими нас представителями Конгресса, глубже посвящать их в детали проводимых операций, чем это требовалось законом или внутренними документами Управления. Я потихоньку стал возить некоторые делегации в тренировочные лагеря, на склады снаряжения, чтобы они могли своими глазами видеть, на что идут выделяемые ими деньги. Это себя оправдало, может быть, даже слишком. Вскоре почти каждый на Капитолийском холме стремился совершить возбуждающую мужские гормоны поездку в лагеря подготовки моджахедов. Это была непростая эквилибристика, но в конечном счете афганская программа принесла успех — главным образом потому, что она пользовалась единодушной поддержкой Конгресса. Американское финансирование этой программы было одобрено Конгрессом, и он в такой же мере, как и ЦРУ, считал это своей собственной программой. Сам я считал, что лучше, чтобы Конгресс мочился из нашей палатки наружу, чем делал это извне, но в нашу палатку. Это себя оправдало, и когда случались какие-то задержки, я мог обращаться к наблюдающим комитетам Конгресса как к партнерам, а не как к противникам.

Но в Вашингтоне дела Билла Кейси шли все хуже. Его состояние ухудшалось с каждым днем. Наконец тревога за его здоровье достигла такого накала, что старший врач Управления Арвел Трап добился разрешения осмотреть его 15 декабря в служебном кабинете. Во время осмотра у Кейси начались сильные судороги. Доктор Трап сделал ему инъекцию валиума для контроля судорог и прибег к другим специальным процедурам, предусмотренным на случай болезни директора на рабочем месте. Через несколько минут Кейси уже был в госпитале Джорджтаунского университета.

Лахор, Пакистан. 7 декабря 1986 года, 21:30

Адъютант генерала Ахтара попросил меня подождать у телефона, пока он соединит меня то своим шефом. Я сидел в номере в отеле «Перл Континенталь» в Лахоре за чашкой кофе с Мари-Катрин, когда раздался этот звонок, и инстинктивно почувствовал, что это не связано с хорошей новостью. Голос Ахтара подтвердил мои опасения.

— Милтон, надо сообщить г-ну Кейси, что индийцы предпринимают опасные провокационные действия, наращивая силы в приграничной зоне.

— Посмотрю, что можно сделать — ответил я, понимая, что до возвращения в Исламабад вряд ли смогу что-то предпринять.

— Господин Кейси должен немедленно узнать, что ситуация становится опасной, — повторил Ахтар, как он это делал всегда, когда дело касалось маневров Индии.

Мне трудно было что-то ему ответить. В Лахоре я был не у дел, не имел защищенной связи и абсолютно никакой информации относительно роста напряженности на индо-пакистанской границе, но накануне я узнал, что за два дня до этого что-то свалило Кейси прямо в Лэнгли и теперь он проходил обследование в вашингтонском госпитале. Похоже, информация о состоянии здоровья Кейси еще не достигла Пакистана. Чтобы еще больше не волновать и так возбужденного Ахтара, я решил ничего не говорить ему. Билл Кейси был для генерала чем-то вроде личного талисмана.