– Чего вы от меня хотите? – разозлилась я. – Я не знаю правил этой игры.

– Я хочу, чтобы вы повзрослели. И как взрослый человек взвешенно и разумно подходили к сложившейся ситуации. Ваше будущее предопределено. И всё, что от вас требуется сейчас – это принять его. Добровольно.

– Вряд ли это возможно, – искренне призналась я. – Я лучше добровольно лягу в гроб.

Тонар Евангелина одарила меня снисходительной улыбкой и загадочно заметила:

– Как будто ваше мнение и ваши желания кого-то интересуют. Ваша кровь выбирает за вас.

Я откровенно психанула и, сощурившись, бросила женщине её же слова:

– Идите вы к чёрту с вашими загадками и противоречиями! То вы говорите о добровольном сотрудничестве, то намекаете, что от меня всё равно ничего не зависит. На доело!

– Держите себя в руках. Излишняя эмоциональность в наших кругах считается дурным тоном, а за вспыльчивость вам полагается ночь в комнате для медитаций, – предупредили меня, не меняя снисходительного тона. – В этот раз я вас прощаю, потому что с правилами вы ещё не ознакомлены, но только в этот. Понятно?

Ничего не понятно! Что здесь может быть понятным? Чувствую себя глупым котёнком, которого сначала поманят ложкой сметаны, а потом пнут за излишнюю навязчивость сапогом в бок.

– Пожалуй, начнём нашу экскурсию не с питомника, как я планировала, а с лаборатории. Вы всё-таки на удивление запущенный случай. Не понимаю, чего ваш опекун хотел добиться тем, что поместил вас в информационный вакуум.

– Просто ещё один способ контроля, – проворчала я, и то, как Госпожа Метелица кивнула, подсказало мне, что она склонна разделить со мной это мнение.

Мы вошли в замок через одну из боковых дверей, спустились по мрачной винтовой лестнице на несколько этажей вниз под землю и, наконец, остановились у тяжёлой обитой чёрным деревом двери.

– Прежде, чем мы зайдём, – тонар Евангелина, не глядя на меня, набирала на пульте, вмонтированном в стену, какой-то сложный пароль, – давайте договоримся: фраз в стиле «этого не может быть!» не произносить.

Дверь почти беззвучно отъехала в сторону, и я шагнула в лабораторию Гвоздя Бога.

Обстановка внутри меня несколько разочаровала – не было здесь ничего пафосного или ужасающего. Не было пугающих клеток, в которых томились бы животные, ожидая, когда подойдёт их очередь лечь под нож. Не было тревожащего сердце запаха формальдегида, сумасшедших учёных в белых халатах и тихо жужжащих компьютеров.

Здесь было окно, нарисованное на стене. У окна простой письменный стол, на котором среди вороха бумаг стоял самый обычный микроскоп. Всё же остальное едва ли не в точности повторяло зелёный вагончик Просто Полины Ивановны. Нет, не мебелью и разделением на жилую и нежилую зоны, и не подборкой порнографической литературы, но количеством разнообразных фотографий на стенах.

– Это совсем не похоже на лабораторию, – пробормотала я. – Зачем вы привели меня сюда?

– Ну, строго говоря, сейчас это помещение лабораторией не является. В былые времена – да. Нынче же здесь нечто вроде музея, – в одном из шкафчиков, стоявших у дальней стены, тонар взяла контейнер с прямоугольными стёклышками, на которых обычно хранят образцы крови и, шагнув к письменному столу, махнула мне в сторону единственного в комнате стула. – Садитесь.

Женщина щёлкнула кнопкой проектора, присоединённого к микроскопу, и на стене передо мной загорелся экран.

– Мне уже доводилось смотреть на кровь под микроскопом, – не скрывая злорадства, прокомментировала я.

– Уровень вашего образования радует, – дохнула холодом Госпожа Метелица. – Я попрошу вас обратить внимание на форму эритроцитов.

– Обычная форма, – проворчала я. – Что не так-то? На шипучие леденцы похожа…

– Двояковогнутый диск, а не шипучий леденец!

Тонар постучала розовым ногтем по микроскопу, и я проворчала тихонечко:

– Конечно-конечно.

– Перед вами образец крови условно здорового homo sapiens, – начала она свою лекцию. – Я говорю «условно», потому что у этого вида абсолютно здоровых представителей не бывает.

Тут бы я с ней поспорила, потому что себя, например, я считала абсолютно здоровой, ибо не болела ни разу за всю свою жизнь. Однако свои возражения я оставила при себе.

– Кровь человека разумного – это жидкая подвижная соединительная ткань внутренней среды организма, которая состоит из плазмы и форменных элементов: лейкоцитов, тромбоцитов… – в этом месте я зевнула, потому что информация, мягко говоря, была не новой.

– Вы, как я посмотрю, изволите скучать? – немедленно отреагировала Госпожа Метелица, и в лаборатории сразу на несколько градусов понизилась температура. – Что ж, обойдёмся без вступительной лекции.

Евангелина надела тонкие перчатки, достала из другой коробочки с образцами ещё одно стёклышко и очень осторожно поместила его под линзу микроскопа. Я нетерпеливо уставилась на экран и почти сразу разочарованно застонала:

– И? Такая же капля крови…

– Будьте внимательны! Не такая же, а принципиально иная!

Лазерной указкой наставница высветила маленького хвостатого уродца, замершего у одного из шипучих леденцов.

– Что это? – спросила я. – Какой-то одноклеточный паразит? Вирус? Извините, но микробиология и биохимия как-то меня никогда особенно не привлекали. Основы я знаю, но не более того.

– Это, скорее, из разряда нанонауки, а не биологии… Хотя теперь уже, наверное, даже мифологии… – женщина тряхнула головой, отгоняя какие-то свои мысли и вернулась к объяснению: – Это не вирус и не паразит. Это вообще не живой организм. Ну, изначально он не был живым. Это робот, созданный, скажем так, для ремонта клеток.

Робот, созданный для ремонта клеток? Я что, вдруг попала на лекцию по фантастической литературе и не заметила этого?

– Лечение, регенерация, омоложение… – перечисляла на фоне моих разбежавшихся мыслей тонар. – Взаимодействие с каждым органом…

– Стоп! – я почесала лоб. – Но если бы это было правдой… – фразу «этого не может быть!» я не кричала только из вредности. – Ведь если бы это стало действительно возможно, мы бы сейчас с вами говорили о фактическом бессмертии?

Как я ни старалась, но утвердительное предложение всё равно вылилось в вопрос.

– Именно о нём мы и говорим, – Госпожа Метелица кивнула с довольным видом, но тут же добавила: – Фактически. На практике всё выглядит несколько сложнее.

Мне казалось, что я сплю или стала жертвой какого-то дикого розыгрыша, но женщина, стоявшая у стола с микроскопом, и не думала шутить.

Она говорила о совершенно мифических вещах, как о свершившемся факте, сожалела о том, что технологии были утрачены, а изначально сильная кровь разбавилась едва ли не до уровня воды.

– Нет, фактического бессмертия человечество так и не достигло, – говорила она. – И в былые времена всё зависело от количества роботов в крови, от, скажем так, техобслуживания, от поколения… Много от чего, но всё равно это не давало абсолютного бессмертия, потому что нельзя, например…