– Подождите! – снова остановила я Евангелину и потрясла головой, надеясь, что это незамысловатое движение поможет улечься мыслям в моей голове. – У меня голова идёт кругом! Это всё слишком. Слишком для того, чтобы я могла поверить. Я имею в виду, не сразу и не безоговорочно. В былые времена? То есть это не новейшие разработки?

Женщина грустно рассмеялась.

– Новейшие? О, нет… Этому образцу более трехсот лет. И, к нашему сожалению, добиться такого же результата нам пока не удалось.

Тонар Евангелина сняла перчатку, выхватила из карандашницы на столе ручку с тонкой иголкой вместо колпачка и, даже не поморщившись, проткнула кожу на своём безымянном пальце, размазала выступившую алую каплю по чистому стеклу и поместила его рядом с тем, что уже лежало под линзой.

Я, откровенно говоря, напряглась, на секунду представив, что вот сейчас мне продемонстрируют доказательство бессмертия человека. И пугало даже не то, что это бессмертие возможно как научный факт, сколько то, что оно напрямую касалось сидящей передо мной женщины. Холодной и равнодушно-отстранённой, как ледяная богиня северных краев. Одно дело верить или не верить в божественное происхождение мира, совсем другое – находиться в одной комнате с богом. Сначала я недоверчиво всматривалась в экран, а потом, когда тонар, повозившись с чёткостью, вывела оба изображения одной картинкой, не смогла сдержать громкого облегчённого выдоха.

– Так и знала, что всё это враки! – не посчитала должным скрывать своё ехидство я. – Бессмертие, роботы… Чушь! Ничего этого у вас и в помине нет!

– Именно об этом я и говорю, – к моей досаде, презрение, отчетливо прозвучавшее в моей фразе, совершенно Евангелину не затронуло. – И если бы вы слушали внимательнее и не торопились с выводами, вы бы и сами это заметили. Я же сказала – мы не достигли подобного результата.

Лазерной указкой женщина высветила один из своих эритроцитов, возле которого вяло качался хвостатый уродец. Несомненно, он имел что-то общее с роботом из другого образца, но при этом полностью от него отличался.

– Мы устойчивы к вирусам, – проговорила Евангелина. – Сильнее обычных людей и выносливее, у нас не рождается слабых и больных детей, мы обладаем исключительной интуицией, даром убеждения… Но мы стареем. И с каждым следующим поколением срок жизни неумолимо снижается. Полной регенерации клеток не происходит. Омоложения нет. А когда ты останавливаешься в одном шаге от бессмертия, когда видишь его за тонкой чертой, которую не в силах переступить… Это злит.

– Это всё интересно, не спорю, – я кивнула и поменяла позу, забросив ногу на ногу. – Но какое это всё имеет отношение ко мне? Если вы хотите сказать, что я одна из вас… – я прислушалась к себе, ожидая внутреннего протеста после этих слов, но моя интуиция молчала, видимо, находилась в лёгком шоке. – Если даже так. Я не понимаю, что это меняет в сложившейся ситуации? Почему я должна мало того, что выйти замуж за человека, который мне глубоко неприятен, которого я не люблю и даже более того, так я ещё и должна пойти на это добровольно. Как вы сказали? Кровь делает за меня выбор? Так вот, ей право голоса никто не давал.

Тонар раздражённо приподняла брови и поджала губы, а затем пробормотала едва слышно:

– И с этим я вынуждена работать… У вашего опекуна сильная кровь. Её надо беречь, а не смешивать с неподходящим образцом. Ваши же анализы, по его словам, идеально совпадают со структурой его крови. Возможно, если нам повезёт, то в ваших общих детях «бессмертный ген» проявится сильнее, и это позволит нам ступить на новый этап в изучении…

– А при чём тут добровольность?

– При том, – Евангелина нахмурилась и вышла из-за стола. – У наших пар никогда не рождается больше одного-двух детей. Нашему виду для размножения недостаточно просто вступить в половой контакт. Дети рождаются только в результате абсолютного слияния: духовного и физического. У обоих партнёров происходит мутация клеток. Происходит взаимное проникновение одного в другого и наоборот.

– И? Хотелось бы всё-таки услышать про добровольность…

– Если один партнёр против, то ничего не получится…

Я рассмеялась.

С этого и надо было начинать! В нашей с Цезарем ситуации один из партнёров совершенно точно был против. В нашей ситуации одного партнёра от другого тошнило.

– Вы напрасно веселитесь, – на лице Евангелины не дрогнул ни один мускул. – Во-первых, вы должны знать, что если ваши клетки начнут мутировать, а духовного слияния к тому времени не произойдёт, то детей у вас уже никогда не будет. Вы к этому готовы? Уверены, что не пожалеете лет через пятьдесят?

Отвечать я не стала. Откровенно говоря, в свои двадцать лет вообще не задумывалась об этих вещах. И прямо сейчас, очутившись перед проблемой выбора, почувствовала себя растерянной и слегка обманутой. Так нечестно! Я ещё не успела начать мечтать о детях, а мне уже надо от них отказываться?

– Кроме того, – продолжила Евангелина, не дождавшись от меня какой-то внятной реакции на свои слова, – я же говорила, мой Пансион славится исключительной, я бы сказала, стопроцентной, результативностью. Это аксиома, правило, не требующая доказательств.

– А каждое хорошее правило, – хмуро согласилась я, – Обязательно подтверждается парой-тройкой исключений… Я всё поняла. И мой ответ по-прежнему отрицательный…

Подняла руку, чтобы почесать внезапно загоревшуюся под бархоткой кожу и замерла под алчным женским взглядом. Тонар, утратив на мгновение напускную холодность и брезгливость, совершенно выйдя из образа Госпожи Метелицы, смотрела на моё ненавистное украшение с такой нескрываемой жаждой, так яростно сверкая обжигающе ледяными глазами, что я испуганно попятилась.

Мне захотелось бежать отсюда сломя голову, куда угодно, только бы подальше от неё. Женщина моргнула, а когда в следующий раз посмотрела на меня, то в её глазах уже не было ничего, кроме скуки.

– И всё равно, – пробормотала я, прислушиваясь к суматошному стуку собственного сердца, – мне всё это кажется розыгрышем. Подумайте сами. Если верить вам, то как объяснить болезнь моей сестры? Ведь такие, как мы, не болеем.

– Такие, как мы – нет, – тонар кивнула. – Она – не такая, как мы.

– То есть? – мне вдруг захотелось прекратить этот разговор, почему-то подумалось, что объяснение Госпожи Метелицы мне не понравится. – Мы с ней, как зеркальное отражение, совершенно одинаковые…

– В её крови вообще нет «гена бессмертных». Не спрашивайте, как такое возможно. У меня нет ответа, а проводить исследования ваш опекун мне запретил. Одно могу сказать точно: ваша сестра не относится к нашему виду, она простой человек… И это то, о чём я должна была сообщить вам в первую очередь. Ваш будущий муж не хочет, чтобы вы растрачивали на неё свои силы и энергию. Когда у вас появятся дети, вам будет не до неё. Свою роль в вашем становлении как личности ваша Тень уже сыграла, поэтому теперь вам надо избавиться от этой умственно отсталой обузы.

Никогда в жизни я не испытывала более яростного желания кого-то ударить.