- Когда ты решил умереть для всех и разыграл комедию сосвоей гибелью, я не могла поверить, что ты.., я не могла понять, почему ты таксо мной поступил. Если честно, я верила, что ты меня любишь, и не могла понять.А потом стало ясно: ты все сделал правильно, Саша. Глупо было надеяться, что мыкогда-нибудь будем вместе. Мы с тобой всегда по разные стороны баррикады.

- А как же любовь, которая все преодолевает? - усмехнулсяон.

- Зачем себе врать? Ты не изменишься, и меня не переделать.Пытаться изменить человека вообще вещь бесполезная, хребет сломать можно, апеределать нельзя. Зачем я тебе с переломанным хребтом?

- Не можешь мне простить, что погиб твой ребенок? Очереднаяглупая месть.

- Дурак ты, Саша, - ответила я и закрыла глаза.

Он ушел и вернулся с ворохом одежды для меня.

- Подняться сможешь или помочь?

- Помоги, - попросила я.

Он одел меня, пока я безвольно сидела, откинувшись наподушки, и ни разу не взглянул мне в лицо. Он был спокоен, даже равнодушен, новсе-таки сказал:

- Не жди, что я буду тебя уговаривать. Не дождешься.

Он подхватил меня на руки и понес из комнаты, а я обняла егои уткнулась носом в его грудь, зная, что это в последний раз.

Уже стемнело, и я поежилась от холода, прижалась к нему ещекрепче. Он устроил меня на заднем сиденье машины, спросил сухо:

- Куда?

- Ключей от дома все равно нет. Высади где-нибудь...

- Увидишь подходящее место, скажи.

Он молчал, а я смотрела в окно, находиться рядом с ним быломучительно, хотелось, чтобы все поскорее кончилось, ведь ничего уже нельзя былоизменить.

- Вот здесь, - кивнула я на остановку, автобус только чтоотошел, и она была пуста.

Саша притормозил, вышел, помог выбраться мне и отнес наскамейку. Наверное, он тоже хотел, чтобы все поскорее закончилось. Япривалилась спиной к пластиковой перегородке, а он положил мне на коленимобильный и пошел к машине.

- Саша, - позвала я, испугавшись, что он сейчас уедет. Онмолча вернулся. - Знаю, как это глупо, - усмехнулась я. - Поцелуй меня напрощание.

Он наклонился ко мне, и совсем рядом я увидела его глаза. Иот этого взгляда мне стало не по себе.

- Сентиментального прощания не будет. Враги, значит, враги.Удачи, милая.

Он быстро вернулся к машине и уехал. А я пялилась в пустоту,пока подоспевшие пассажиры не стали коситься на меня. Потом набрала номерВешнякова.

- Артем, - позвала я. Он вроде бы обалдел, затем заорал мнев ухо:

- Ольга, ты... Господи.., мы ж тебя.., ты где, твою мать?

- На остановке.

- На какой еще остановке?

- Да хрен ее знает. Сейчас спрошу. Граждане, - заголосила я.- Что это за остановка?

- Улица Тимирязева, - испуганно ответила какая-то женщина.

- Слышишь, что народ говорит?

- Слышу, я сейчас...

Он подъехал минут через пятнадцать, за это время прошли дваавтобуса, и я опять осталась одна, по-прежнему пялясь в пустоту. Вешняковвыскочил из машины и бросился ко мне. Мы обнялись, он засмеялся, а по лицу егокатились слезы, но он их не замечал.

- Вешняков, хочешь, умное скажу?

- Валяй.

- Люблю я тебя.

***

В больнице мне выделили отдельную палату и приставили удверей охрану. Скучать мне не давали, с утра до вечера шли косяком посетители.Дед рвался дежурить по ночам, я едва отговорила его, сославшись на то, что вближайшее время умирать не собираюсь. Ритка принесла в сумке Сашку, и он счастливоустроился на постели рядом, пока не явилась медсестра и с возмущением невыгнала его вместе с Риткой. Наведывались, конечно, и следователи, хотелизнать, кто меня похитил из больницы и как я оказалась на остановке. Тут я имничем помочь не могла, раз все это время пребывала в беспамятстве и очнуласькак раз на этой самой остановке. Лечащие врачи окончательно все запутали,засвидетельствовав, что помощь мне оказали квалифицированную, так что выходило:выкрали меня, чтобы подлечить. Все это вряд ли ментам понравилось, но пришлосьпроглотить.

Вешняков и Дед тоже вопросы задавали, но у меня и для нихбыл тот же ответ. Лялин ничего не спрашивал, похлопал меня по руке и сказал:

- Выглядишь расчудесно.

- Брось врать-то.

- Может, для кого-то и не очень, но я б тебя и такуюполюбил, прямо сейчас.

- С любовью незадача. Боюсь, на некоторое время сексуальныйбоец из меня никудышный.

- А куда спешить, я подожду.

- Да ладно, ты только обещаешь.

- Значит, ты была права, - посерьезнел он и погладил моюруку. - Ты и сейчас права, девочка. Ты все сделала правильно.

Народ приходил, уходил, опять приходил, но Тагаева среди нихне было. Я могла бы позвонить ему, но почему-то не решилась. В конце концов невыдержала и спросила Вешнякова:

- Что Тимур?

- Давай об этом потом, - нахмурился он, - когда тыокончательно выздоровеешь.

- Что с ним? - испугалась я. - Он жив?

- Чего ему сделается?

- Вешняков, не поднимай мне давление, объясни, в чем дело.

- Спятил твой Тимур. Окончательно и бесповоротно. В дурдомеему самое место.

- Допустим. А поконкретнее нельзя?

- Давай я лучше потом.., ведь все равно узнаешь.

- Вот именно. Лучше сейчас.

- Ну... - перевел он дух, все еще сомневаясь, стоит лирассказывать, - когда все это случилось.., в общем, видно, у него в самом делекрыша поехала. И он... - Артем кашлянул, посмотрел на меня с печалью искороговоркой продолжил:

- Собрал всех рыночных с фамилией Каримов, вывез за город ираскатал своим "Хаммером".

- Как раскатал? - растерялась я.

- Колесами, естественно, до кровавого студня. А Каримов, междупрочим, фамилия не такая уж редкая.

- Он что, с ума сошел? - пробормотала я.

- А я про что говорю? Совершенно озверел. Бандит, чего снего взять.

- Где он? В бегах или в тюрьме?