Он тем временем достал из машины багаж Эшли и по широкой мраморной лестнице повел ее к парадному входу. Их встретили две служанки, которые тут же забрали у Коллина вещи.

– Отнесите это в комнату миссис Холлистер, – распорядился он.

– Да, сэр.

Когда служанки с чемоданами в руках поднялись по лестнице, Эшли вопросительно посмотрела на Коллина.

– Я заранее велел приготовить для вас комнату, – объяснил он.

Она улыбнулась, но не произнесла ни слова.

– Прошу прощения, сэр. – К ним подошел мужчина лет шестидесяти, внушительный на вид, с подчеркнуто сдержанной манерой держаться. В его речи заметно ощущался британский акцент. – Вам звонит… джентльмен из Ниццы. Утверждает, что у него есть информация, которая вас интересует.

– Джасмин? – быстро спросил Коллин.

– Так он представился, сэр.

– В таком случае мне нужно поговорить с ним. – Коллин посмотрел на Эшли. – Я ненадолго. Генри проводит вас и поможет устроиться.

С этими словами он торопливо зашагал по длинному коридору.

Генри Гаррисон повернулся к Эшли:

– Прошу сюда, миссис Холлистер.

Эшли молча последовала за ним. Приготовленная для нее комната оказалась прелестной. Просторная, выдержанная в васильково-голубом и белом тонах, с прекрасной постелью под балдахином и балконом, за застекленной дверью которого открывался вид на тщательно ухоженный сад.

– Если вам что-нибудь понадобится, мадам, обратитесь к любой из служанок, – сказал Гаррисон.

– Спасибо, буду иметь в виду. – Эшли подошла к нему поближе. – Прежде чем вы уйдете, могу я кое-что спросить у вас?

– Возвращайся сразу же, как выяснишь что-то определенное. – Коллин наклонился вперед, сидя в черном, обитом замшей кресле с высокой спинкой. – Хорошо… Да… Я буду на связи. – Он положил трубку как раз в тот момент, когда Гаррисон вошел в библиотеку. – У тебя такой вид, точно весь наш персонал угрожает взбунтоваться.

– Миссис Холлистер задала мне ряд вопросов. – На обычно непроницаемом лице Гаррисона проступило выражение беспокойства. – О том, чем вы на самом деле занимаетесь, и…

– Всего-то? – засмеялся Коллин.

Гаррисон выглядел сбитым с толку.

– Как понимать – всего-то? – недоверчиво переспросил управляющий. – Что тут смешного, Коллин? Выходит, вы привезли ее сюда, уже догадываясь, что она подозревает вас…

– Рано или поздно она должна узнать все, – прервал его Коллин.

– Но не сейчас же? – ошеломленно спросил Гаррисон.

– Время не ждет, Генри, – криво улыбнувшись, заговорил Коллин после длительной паузы. – Конечно, мне и самому хотелось бы действовать медленно и без нажима, однако не получается. Если как можно скорее не предпринять никаких мер, «Интерконтинентал ойл» будет ликвидирована. Я не могу допустить этого.

– Но как вы можете помешать им?

Коллин устало улыбнулся:

– Точно так же, как я вот уже несколько лет добиваюсь всего, чего хочу: встану на одну доску с подонками и переиграю их, действуя по их же правилам.

– Похоже, Рождество будет таким, каким оно и должно быть, – сказала Эшли, глядя из окна на снег, укрывающий сад. – Прекрасная картина, достойная того, чтобы быть увековеченной на холсте. Жаль, что нет настроения этим заниматься.

Откинувшись в кресле, Коллин улыбнулся.

– В детстве Рождество всегда было для меня особенным праздником. Мать устраивала целое представление. Чего только не придумывала! В зале у нас стояла двенадцатифутовая шотландская сосна, убранная украшениями со всего мира и чудесными стеклянными сосульками. Плюс огромный хрустальный ангел, которого мать нашла где-то в Швейцарии. Подарков хватило бы, наверное, на двенадцать детей. Мама никогда не могла решить, что нам понравится больше, и покупала все, что приглянулось. А отец часто повторял, в шутку, конечно, что «Блумингдейл» и «Бергдорф Гудмен» получали от «Интерконтинентал ойл» больше прибыли, чем он сам! – Коллин помолчал. – Но больше всего мне нравилось в рождественских праздниках то, что это было единственное время в году, когда мы собирались вместе, действительно становясь единой семьей.

– Я понимаю, что вы имеете в виду. – В улыбке Эшли проступала горечь. – У нас не было ни двенадцатифутовой сосны, ни заморских украшений, ни бесчисленных подарков, но мы тоже были вместе и уже от одного этого чувствовали себя счастливыми.

– Откуда вы родом, Эшли? – спросил Коллин, задумчиво глядя на гостью.

– Санта-Елена. Городок в долине Напа, к северу от Сан-Франциско. – Она по-прежнему не сводила взгляда с серого, хмурого неба и медленно падающего снега.

– Винодельческий край.

– Да. Я выросла среди виноградников. Люди там по большей части похожи на одну большую счастливую семью. На Рождество готовили вкусное угощение и дарили друг другу скромные подарки. Ничего особенного, конечно, но это не имело значения. Мы просто радовались тому, что собрались вместе члены семьи и друзья.

Коллин долго молча смотрел на нее.

– Если вы были счастливы там, что заставило вас уехать?

Эшли пожала плечами, потянув вниз края белого, вышитого бисером свитера времен сороковых годов – это сокровище она отыскала в любимом магазине подержанной одежды.

– Не знаю, – задумчиво ответила она. – Что-то всегда заставляло меня ощущать какую-то неудовлетворенность. Где бы я ни находилась и что бы ни делала, мне хотелось чего-то другого. А чего именно? Я и сама толком этого не понимала. По-вашему, глупо, да?

– Вовсе нет. – Коллин покачал головой. – Мне хорошо знакомо это чувство.

– Я отчетливо ощущала лишь одно: того, чего мне хотелось, в долине не было. – Насколько Эшли помнила, это была первая в жизни попытка выразить словами чувства, владевшие ею в те времена.

После секундного колебания Коллин спросил:

– И Брендон Холлистер дал вам это?

– Да. – Эшли была удивлена тем, что он заговорил о Брендоне. – Пять лет мы с Брендоном были очень счастливы. Я обрела все, о чем мечтала.

– Насколько я понимаю, этот брак не привел в восторг его родителей. – Коллин налил себе из изящной серебряной кастрюльки с крышкой чашку горячего шоколада. – Хотите?

Эшли покачала головой.

– Это еще мягко сказано. – Ее руки нервно заскользили по черным шелковым брюкам. – Они делали все возможное и невозможное, чтобы помешать Брендону жениться на мне. И даже после того как это все же произошло, не оставляли попыток разрушить наш брак. В конце концов Брендон просто перестал читать их письма и сам никогда не звонил. Хотя, конечно, его разрыв с родителями произошел еще до того, как мы встретились.