Эта женщина определенно мне нравится. Она говорит то, что думает. Сомневаюсь, что у нее есть секреты и что она способна их хранить. У меня не получилось быть такой, как она. Честной. Открытой.

– Вот только я не подозревала, – произносит она негромко, – что с последствиями иметь дело придется мне. Вернее, Чарли.

Она видит мое озадаченное выражение.

– Мой старый кот. Она убила его.

Голова у меня начинает идти кругом.

Еще один мертвый кот. Совпадение? Собственные мысли напоминают мне стиль записей Дэвида. Дэвида, который, по утверждению Адели, убил их кошку, и я поверила ее словам. Ох, Луиза, какая же ты дура.

– Как? – выдавливаю я.

– Однажды вечером он не пришел домой, и я заволновалась. Ему было пятнадцать лет, и времена, когда он ловил мышей и носил их мне, давно миновали. Пока я была на работе, он большей частью спал на диване, а когда я приходила домой, забирался ко мне на колени и спал там. Как бы неприятно мне ни было это признавать, в одном она была права: после развода большую часть свободного времени я проводила в компании Чарли. Когда долго был частью пары, трудно снова привыкать к жизни одиночки.

Я очень хорошо понимаю, что она имеет в виду. Это чувство, что тебя бросили одну.

– В общем, – продолжает Марианна, – я думаю, что она, видимо, сначала подбросила ему какую-то отраву. Не настолько сильную, чтобы его убить, но достаточную, чтобы его ослабить. Он был лакомка и очень дружелюбный. За кусок курицы готов был пойти к кому угодно. Я всю ночь не спала, гадая, куда он запропастился, а потом, уже перед самым рассветом, услышала кошачий вопль. Это был душераздирающий звук. Слабый. Отчаянный. Но это определенно был мой Чарли. Я взяла его совсем маленьким котенком и не спутала бы его голос ни с кем другим. Я выскочила из постели и подошла к окну – и увидела ее. Она стояла на дороге, держа в руках моего вялого больного кота. Поначалу это меня скорее озадачило, чем встревожило. Я понятия не имела, что она делает у меня перед домом в такую рань, но моей первой мыслью было, что его сбила машина, а она его нашла. Потом я увидела ее лицо. Никогда в жизни не видела такого ледяного лица. Настолько лишенного любых эмоций. «Я тебя предупреждала», – только и сказала она. Так тихо. Так спокойно. Прежде чем я успела как-то отреагировать – прежде чем до меня дошло, что вообще происходит, – она шваркнула его об землю, а когда он начал ползти к двери, она… она наступила каблуком ему на голову.

Она смотрит в мои расширившиеся от ужаса глаза, и я вижу в ее собственных вновь возрожденный кошмар. Потом она судорожно сглатывает.

– На ней были туфли на шпильках, – заканчивает она.

Дальше можно не продолжать.

– Боже мой.

– Да. – Она делает глубокий вдох и медленно выдыхает, как будто вместе с воздухом пытается изгнать из своей головы воспоминания. – Я никогда прежде не видела ничего подобного. Такой злобы. Или такого безумия. И никогда не хочу больше видеть.

– Вы не заявили в полицию?

– О, я собиралась. Но сначала я хотела, чтобы Дэвид посмотрел, что она сделала. Было уже почти пора идти открывать кафе, и я решила, что покажу ему – устрою ему сеанс ужасов, – а потом позвоню в полицию. Я была зла и раздавлена, но вдобавок к этому мне было еще очень страшно. Страшно за него и за себя. Я завернула моего бедного Чарли в одеяло и взяла с собой. Я не собиралась работать в тот день, я просто хотела увидеть Дэвида, а потом вернуться домой и выплакаться. Смешно, наверное, так убиваться из-за кота?

– Нет, вовсе нет.

Я говорю это совершенно искренне и в подкрепление своих слов протягиваю руку и накрываю ладонью ее локоть. Я знаю, как тяжело быть одной, а ведь у меня, по крайней мере, всегда был Адам. Могу только представлять, как ей было тяжело.

– Реакция Дэвида была любопытной. – Теперь, когда самая тягостная часть ее рассказа позади, вид у нее становится задумчивый. Возможно, мой визит стал для нее чем-то вроде неожиданного сеанса терапии. – Тогда я не обратила на это внимания, но теперь, оглядываясь назад, я это вижу. То, что произошло, вызвало у него ужас и омерзение. И очень расстроило. Но не шокировало. Шок не изобразишь. Правдоподобно, во всяком случае. На самом деле я думаю, он был рад, что она выместила свою злобу только на коте. Это испугало меня больше всего. Эта его радость. На что же, по его мнению, она была способна на самом деле, если убийство кота его обрадовало?

Руки у меня так трясутся, что приходится спрятать их под стол. Ох, Адель. Что за игру ты со мной затеяла?

– Он уговорил меня не выдвигать обвинений. Сказал, он хорошо знает Адель и это будет мое слово против ее слова, а она умеет быть очень убедительной. Ее красота играет ей на руку. Но он пообещал, что мне никогда больше не придется из-за нее беспокоиться. Он об этом позаботится. Сказал, что сделает пожертвование в Лигу защиты кошек. Он буквально умолял меня не звонить в полицию, а я слишком устала и была слишком убита горем, чтобы спорить. Я просто хотела, чтобы эти двое исчезли из моей жизни.

– Значит, вы не стали на нее заявлять?

Марианна качает головой:

– Нет. Я закрыла кафе на несколько дней и сидела дома, оплакивая Чарли и подскакивая каждый раз, когда раздавался звонок в дверь, от страха, что это она. Но она больше не приходила, и его я тоже никогда больше не видела.

– И это все? – спрашиваю я. – Они исчезли?

– Потом я получила письмо от Дэвида. На адрес кафе. Он писал, что нашел новую работу и они переезжают. Благодарил меня за дружбу, просил прощения за то, что она обошлась мне так дорого. Писал, что никогда не сможет себе этого простить. Мне стало тошно от одного взгляда на него. Я отправила его прямо в помойку. Мне хотелось поскорее забыть о них.

– Простите, что всколыхнула эти воспоминания, – говорю я. – И очень сочувствую по поводу вашего кота. Большое спасибо, что согласились со мной поговорить. И что рассказали мне обо всем. Вы очень мне помогли. Даже не представляете себе насколько.

Она встает из-за стола, и я следую ее примеру, хотя едва держусь на ногах.

– Не знаю, какое отношение вы имеете к ним, и не хочу знать, – говорит она. – Но бегите от них подальше. И как можно быстрее. Они ущербные люди, и ничего хорошего от них ждать не стоит.

Киваю и, слабо улыбнувшись ей, спешу выйти на свежий воздух. Мир кажется слишком ярким, листья на деревьях слишком зелеными, а их очертания слишком резко выделяются на фоне неба. Мне нужно где-нибудь сесть и подумать.

Заказываю большой бокал вина и устраиваюсь с ним в укромном уголке, подальше от чужих глаз. Время подбирается к обеду, и блэкхитский паб уже понемногу начинает заполняться бизнесменами и прочей публикой, вышедшей на обеденный перерыв; в зале звучат разговоры и смех. Я едва их слышу. Лишь когда мой бокал наполовину пустеет, белый шум паники в голове слегка ослабевает, и я остаюсь наедине с мыслью, от которой не могу больше отгораживаться.