– Ну как… Молодой. Лет сорока… Высокий, красивый… Только вот с глазом у него… Косой он на один глаз.

– Косой? – вырвалось у Савицкого.

– Да. На правый, кажется. Заметно так, особенно при разговоре. А в остальном видный такой мужчина. И так по брату убивался, чуть не плакал. Говорит, не могу уехать, не поговорив с ним.

– И поговорил? Вы его пропустили?

– Да. А что? Что-то случилось?

– Ничего, – обаятельно улыбаясь, ответил Савицкий, спеша к двери ординаторской. – Так во сколько мне сегодня зайти, чтобы поговорить с Мухтоловым?

– А сейчас вы не желаете с ним поговорить? – удивилась зав отделением, тоже вставая и направляясь к выходу.

– Нет, сейчас я должен отлучиться. Я зайду после обеда, хорошо?

– Конечно, заходите.

Почти бегом сбежав по ступенькам во двор больницы, Савицкий сел в машину и попросил шофера отвезти его в местный отдел УВД. Оттуда факсом на Петровку пошел запрос на имя Грязнова:

"Вячеслав Иванович!

Прошу уточнить местонахождение Власенкова Игоря Матвеевича (клички Косой, Глаз), проходившего по делу «Антиквар». Вы должны помнить – это дело об ограблении арбатского коллекционера, он еще скончался от инфаркта.

Прикажите установить за Власенковым наружное наблюдение.

Выясните по возможности его местопребывание 5 и 6 числа сего месяца, не ездил ли он в Арзамас-16?

Срочно вышлите факсом по этому номеру фотографию Власенкова. Кажется, что-то проклевывается.

Владимир Савицкий"

В ожидании ответа он пообедал в ресторане «Монастырское подворье» и часок погулял по городу, любуясь местными красотами и красотками. Как первые, так и вторые радовали глаз.

И откуда, думал Савицкий, берутся в провинции такие ядреные девицы с точеными талиями, от ушей растущими ногами и круглыми попками? А еще жалуются, будто генофонд нации теряется. Жаль только, что все эти точеные девицы, прогуливающиеся с задумчивым видом по площади мимо фонтанов, повыходят через год-другой замуж, нарожают детей, растолстеют или, наоборот, усохнут в вечных заботах и хлопотах… Мужья будут пить, приносить нищенскую зарплату, если вообще захотят работать, будут бить спьяну жен, а жены будут ходить в халатах, перестанут брить ноги и подмышки, опустятся и по вечерам будут сидеть на лавочке возле подъезда и сплетничать с соседками…

Грязнов прислал лаконичный ответ:

"Арзамас-16,

Владимиру Савицкому

Власенков-Косой прописан в Подмосковье, пос. Зверево. Под наблюдение взят. Местопребывание 5-6 сего месяца выясняю.

Грязнов"

Под строчками сообщения находились два не-качественных изображения Власенкова-Косого, полученные путем ксерокопирования с фотографий из его старого уголовного дела. Косой был изображен анфас и в профиль. Перед тем как фотографировать, его остригли и одели в тюремную робу с номерком. Савицкий посмотрел на изображения и вздохнул…

М-да! Кто не знает, тот отдыхает, это точно… Но за неимением лучшего…

Через двадцать минут он снова был в больнице и разговаривал с заведующей реанимационным отделением.

– Этот был у Мухтолова?

– Да, – удивленно рассматривая некачественную копию фотографии, ответила врач. – Да, это он, его брат. А что, он уголовник?

Савицкий кивнул.

– Боже мой! – всплеснула врач руками. – А ведь такой мужчина! Никогда бы не подумала. Вы его ищете?

– Когда он здесь был?

– Последний раз? Кажется, еще позавчера вечером был. Зашел к Мухтолову в палату, поговорили они, и он уехал с друзьями на машине.

– Так он не один приходил?

– С ним двое еще были, но они сюда не приходили, в основном в машине сидели. Хотя… Да! Один из них кровь свою сдал для этого, самоубийцы.

– Подготовьте мне пока его паспортные данные, – попросил Савицкий. – У вас ведь наверняка остались, раз он донором был?

– Хорошо, сейчас. А вы?..

– А я зайду к вашему самоубийце в палату. Не возражаете, если я с ним поговорю с глазу на глаз?

– Нет, но… он немного не в себе, не забывайте.

– Что, он до сих пор связан?

Зав отделением кивнула.

– Не волнуйтесь, я знаю, что делать, – заверил ее Савицкий.

Мухтолов лежал неподвижно на высокой «функциональной» кровати, спеленатый по рукам и ногам, похожий на мумию. Лицо его покрывала трехдневная темная щетина. Взгляд блуждал по стенам палаты. Губы шевелились – связанный тихо бормотал что-то себе под нос.

Савицкий подошел поближе. Сел на табурет, стоящий рядом с кроватью. Самоубийца тревожно посмотрел на вошедшего незнакомца. Губы его зашевелились быстрее.

– Двадцать шесть, двадцать семь, двадцать восемь, двадцать девять, тридцать миллионов, тридцать один, – торопливо считал он, с тревогой глядя на Савицкого.

– Добрый день. Считаете баранов? – любезно улыбнулся Савицкий.

Мухтолов не отвечал.

– Я старший следователь Генеральной прокуратуры, – представился Савицкий, разворачивая перед носом самоубийцы служебное удостоверение. – Зовут меня Владимир Николаевич Савицкий. А вас, кажется, зовут Никита, не так ли?

– Сорок два, сорок три, сорок четыре, сорок пять, – бормотал Мухтолов, глядя то на книжечку в красной обложке, то на следователя.

«Правда свихнулся или косит?» – подумал Савицкий, глядя на самоубийцу.

– Вы помните, из-за чего хотели покончить с собой?.. Не бойтесь. С вами ничего плохого не произойдет. Ваш цилиндр мы нашли. С ним тоже все в порядке, никакой опасности для людей он теперь не представляет.

Мухтолов запнулся, сбился со счета и умолк.

– Мы знаем, кто толкнул вас на этот поступок, можете не опасаться мести с его стороны. Все кончено, – вдохновенно соврал Савицкий.

Он понял, что его хитрость сработала. В глазах самоубийцы блеснул лучик.

– Ваша семья и вы в полной безопасности. Этот человек уже задержан и дает показания.

Савицкий достал из кармана листок с факсом Грязнова и, сложив его так, чтобы был виден только портрет Косого, показал листок Мухтолову.

– Он был у вас в больнице?

– Да, – хриплым голосом прошептал самоубийца.

– Он угрожал вам?

– Нет.

– Чего он хотел?

– Чтобы я сказал, где уран, – едва слышным шепотом признался Мухтолов.

– И вы сказали?

– Да.

– Что потеряли его?

– Да, потерял.

– Или забыли в вытрезвителе?

Лицо самоубийцы исказила гримаса раскаяния и отвращения к самому себе.