за гранью понимания моей Лидии. Она была мертвой куклой с самого рождения, как мне иногда казалось. Я лежал с ней в постели, смотрел в эти пустые зеленые глаза, и меня, взрослого мужика, брал настоящий страх. Вы слышали о педиофобии? Я убеждён, что она проснётся у каждого, если он слишком долго посмотрит на куклу. Нас пугает противоестественное. Когда сидит во всем нам подобное существо, но его глаза пусты, оно молчит и не двигается. А если кукла заведённая? Вы слушали в детстве этот жуткий кукольный смех? Когда что-то надрывается внутри неё, а глаза безнадёжно пусты. Не иначе, куклой овладевает сам сатана. Или, когда кукла пытается двигаться. Медленно и заторможенно, будто недоделанный ребёнок или недоделанная женщина. Будто Господь забыл вдохнуть в своё создание дух. Вот чем считала себя Лидия – заведённой куклой. Она боялась жить, считая себя проклятым Богом глиняным комком, отданным на потеху дьяволу. Но она хотела быть не в преисподней, она стремилась ввысь к божественному Эдему. Помните, как русалочка Андерсена, которая променяла русалочий хвост и земную любовь в обмен на бессмертную душу? Так и Лидии все время хотелось доказать самой себе и всем, что она жива и бессмертна, что у неё таки есть душа, что Господь вдохнул в неё божественный дух. В этом ее трагедия и утопия. Она изначально была мертва, отравившись подобными мыслями и желаниями. Любой, мечтающий о бессмертии, – мертв, потому что боится жить. Вашему портрету невозможно обессмертить Лидию. Никакая сила не способна на это. Поэтому я заказал портрет лишь с целью иллюзии присутствия. А что касается меня, то я не думаю о бессмертии и своём следе, который мне якобы надлежит оставить после себя. Я не собираюсь помирать. Я жив, понимаете? И я наслаждаюсь своей жизнью. Мне плевать, если кто-то не видит в ней смыл, я сам его вижу предельно ясно. Я живу ради своего удовольствия и беру от жизни все. Жизнь происходит здесь и сейчас. Нас с Лидией разделяло то, что я каждую секунду был жив, а она постоянно была мертва. Моя любовь к ней – старая, как мир, любовь Пигмалиона к своей Галатее. Но я оставил попытки оживить эту красивую статую. Я ответил на ваш вопрос?

– Да, спасибо, – Саша задумался над его ответом. – Я забыл сказать, я уже написал портрет Лидии. Приходите на него посмотреть. Я уверен, что вы останетесь довольны.

Ты стоишь пред толпой прихожан,

В их глазах видишь ты поклонение.

Они видят в тебе Христа,

Его плотское воплощение.

Они видят в тебе безгрешность,

Они кощунствуют, видя святость.

Они путают их с безмятежностью,

И от общения с Богом радостью.

Тяжко бремя, людьми возложенное.

Оно давит со страшной силою.

Человеку быть Христом невозможно ведь.

Эта ноша для него непосильная.

Но несёшь ты своё призвание,

На плечах своих скорбно сгорбленных.

И не нужно людское признание,

Лишь бы с Богом связь не оборвана.

Глава 31

Вадим сам себе удивился, когда позволил дяде Гере отвести себя в церковь. Они шли на исповедь. В тот вечер Вадим имел на это особенный настрой, он лежал на кровати с головной повязкой, воображая эту повязку терновым венцом, а себя настоящим мучеником. Ему опять перестали сниться сны. Да и какие сны могут быть у человека, который осознанно отказывается от всех земных чувств? Ещё забавная шутка в том, что самые великие замыслы имеют свойство погибать, если их бесконечно откладывать. Вадим откладывал на потом саму жизнь. Собственный выбор. Собственная тюрьма.

Дядя Гера вновь вытряхнул из Вадима уныние.

– Вадик, послушай меня, – уверял дядя Гера по пути. – Когда в жизни человека нет веры, то все катится к ядрене фене. Как ты не боишься последствий, когда тратишь свой покой на душевные расстройства? Не обижайся на меня, но твой брат доигрался, с этим всем шутки плохи, чтоб ты понимал. Ты потому и бухаешь, что берегов не видишь. А если б у тебя в жизни были свои принципы, понятия, заповеди, которые нужно было б соблюдать, ты б ни в жизнь не присосался к бутылке.

– Не такой уж я алкоголик, – смутился Вадим. – Я, считай, вообще не пью.

– Первый признак алкоголизма на лицо, – с видом знатока изрек дядя Гера, покачав головой. – Я тоже бил себя в грудь, уверяя Любушку, что я не алкоголик и вообще, считай, не пью. Ты это, завязывай с этим. Покайся давай, обретай веру и все будет в ажуре.

Вадиму захотелось поверить дяде Гере, он настроился весьма серьёзно. А вдруг в самом деле поможет. Не зря же церковь ломится от количества верующих людей. Мать Вадима обивала лбом пороги церквей всю свою жизнь в промежутках между нервными срывами. Отец также соблюдал посты и на ночь крестился пред образами, вымаливая для своей Марыси рассудок. И проповеди отца Андрея…

С самого начала Вадим понял, что скучает по отцу Андрею, и ему было неловко перед московским священником. Тот показался Вадиму бездуховным. Толстый, лоснящийся, со взглядом, полным презрения и осуждения. Отец Андрей смотрел на каждого грешника с жалостью и скорбью. Вадим так и не забыл его последний взгляд. Во время исповеди Вадим теребил в руке иконку Владимирской Божьей Матери, словно призывая отца Андрея.

Вадим так и не сумел покаяться этому персонажу в рясе в своих грехах. Брови священника вопросительно поползли вверх, ожидая от Вадима хоть каких-то реплик. Неловкая пауза затянулась, и Вадим, вздохнув, сказал, что бросил жену после смерти сына. По правде сказать, ему совсем не хотелось каяться в этом грехе (грехе ли? Он сам ещё до конца не разобрался), просто нужно было что-то сказать, чтоб не выглядеть глупо.

– Так зачем же, голубчик, женились? – У священника был на редкость неприятный голос, будто жаба квакала. Но Вадим, очевидно, придирался.

– Как все – по молодости и любви. Потом любовь прошла, – нехотя отвечал Вадим, бегая глазами по сторонам, высматривая дядю Геру. Дядя Гера исповедовался другому священнику, в Москве в одном храме Вадим насчитал их четыре человека. Дядя Гера говорил, эмоционально размахивая руками, священник слушал его, наклонив голову на бок. Громила грешник и высохший низкорослый священник выглядели весьма комично, когда священник еле накрыл голову дяди Геры епитрахилью, для чего последнему пришлось согнуться в три погибели.

– Что значит " как все"? – Священник театрально развёл руками. – Христиане – это не все. Христиане – это люди, которые