Отовсюду доносились рев тарларионов, хрип босков, рычание каийл, крики и звон металла.

Я выбрался из-под фургона и стал наблюдать сражение, оседлав боска. Даже в пылу схватки тачаки не убили бы человека, сидящего на столь почитаемом ими животном. Я заметил женщину со сброшенной вуалью и растрепанными волосами, бегущую вдоль городской стены; каким-то образом ей удалось ещё уцелеть в этой мясорубке. Над городом плыл отбиваемый в металлические гонги сигнал тревоги. Его перекрывали душераздирающие вопли раненых и ликующие крики тачаков. Крыша одного дома занялась огнем – и черный дым столбом взвился в безоблачное небо. Несколько спешившихся тачаков полностью распахнули городские ворота, и степняки хлынули в город все новыми и новыми отрядами. Пожары вскоре забушевали ещё в десятках мест. Дышать от дыма стало тяжелее.

Вот мимо промелькнул тачак, к седлу которого были приторочены десятка полтора серебряных кубков. Рядом тачакский наездник гнал перед собой женщину. А поток наступающих все не уменьшался.

Обгоревшие стены ближайшего к воротам здания на центральной улице рухнули, взметнув к небу фонтаны искр. Неподалеку ещё раздавались яростные удары мечей о щиты, лязг металла и свист выпущенных стрел, перемежающийся предсмертными воплями.

Обрушилась ещё одна стена соседнего здания, похоронив под своими обломками двух тарианских воинов и одного тачака.

В эту минуту на освободившееся пространство перед главными воротами выехал Камчак, копьем указывающий направление, в котором следовало двигаться очередной появившейся в воротах сотне.

Копье его было в крови, черный лак на щите содран, а край щита проломлен. Кольчужная сеть, свисающая со шлема, сейчас была отброшена назад и открывала лицо и пылающие глаза, в которые было страшно взглянуть. Его сопровождала свита командиров тачакских тысяч в полном боевом снаряжении.

Остановившись, он в ярости воздел к небу руки левую, с надетым на предплечье щитом, и правую, с зажатым копьем, – и громовым голосом крикнул:

– Я хочу крови! Крови Сафрара из Тарии!

Настало время тачакам праздновать свою победу.

Конечно, тарианцам следовало помнить о хитрости тачаков и не расслабляться: предположить дальнейшее развитие событий после внезапного снятия осады города. Можно было ожидать, что медленно отходя от города со всем своим скарбом и стадами босков, тачаки через несколько дней решатся на неожиданную молниеносную атаку, в прежние времена чаще всего проводимую под покровом ночи или на рассвете, когда городские стражники ожидают её меньше всего. Подобная тактика тачаков была известна.

Сработала она на этот раз выше всяких ожиданий.

Тария впервые пала.

Большая часть города была в огне. Специально отобранные сотни тачаков немедленно после вхождения в город занялись целенаправленным захватом тарианских колодцев, продовольственных складов и общественных зданий, в том числе и дворца самого Фаниуса Турмуса. Убар и Камрас, его старший офицер, вскоре оказались в плену. Большая часть Совета Тарии также была закована в цепи. Город остался без высших командиров, хотя кое-где тарианские воины вместе с гражданским населением ещё удерживали оборону, обосновавшись в оставшихся у них в руках колодезных крепостях. Продолжал сопротивление и Сафрар, защищаемый его многочисленными охранниками. Стены его здания оказались неприступными для нападающих, а главную башню защищали воины Ха-Кила, наемники из Порт-Кара.

Камчак занял помещение дворца Фаниуса Турмуса, который, за исключением сорванных со стен – в качестве законной добычи – ковров и изуродованных в бессмысленной ярости мозаичных покрытий пола, оставался почти нетронутым. Отсюда, из этого дворца он и продолжил руководство захватом города.

Гарольд выбрался из-под фургона и отправился куда-то, однако вскоре вернулся, чтобы лично проводить домой девушку, которую ублажал во время штурма. Я пошел следом за ними, задержавшись лишь на пару минут у фонтана, чтобы смыть с волос черную краску: не хотелось быть подстреленным каким-нибудь особенно ретивым тачаком, принявшим меня за обычного тарианина. К тому же большинству тачаков я был памятен именно из-за своих заметных рыжих волос, которые в этом редком, прямо скажем, случае могли бы сослужить добрую службу своему владельцу. Не то чтобы цвет моей шевелюры вызывал у меня отвращение, нет, просто гораздо чаще он служил для меня источником многочисленных неприятностей, с первыми из которых я столкнулся уже в четырехлетнем возрасте. Именно поэтому я спешил воспользоваться возможностью, когда моя шевелюра окажется способной принести мне хоть какую-то пользу.

Едва я поднял голову из воды уличного фонтана, как у Гарольда вырвался изумленный крик:

– Ба! Да это же Тэрл Кэбот! – хлопнул он себя по коленям.

– Собственной персоной, – проворчал я.

Отведя девушку домой, мы с Гарольдом отправились к дому Сафрара. Первый штурм этих хорошо укрепленных строений был отбит. Штурм главной башни был особенно сложной задачей. Да и прочные наружные стены ещё защищали. Хотя в ней уже зияли два широких пролома, забитых трупами тачаков и тариан. Ветер доносил с башни запах разогретого тарларионового масла, готового быть выплеснутым на головы тех, кто решился бы атаковать башню по приставным лестницам. Защитники и нападающие обменивались нечастыми выстрелами из луков и арбалетов. Нападение откладывалось, и это беспокоило меня больше всего: находящиеся на неприступной башне тарны могли без большой для себя опасности покинуть дом. Значит, и Сафрар, если только он захочет, тоже сможет улететь. Но понять его планы было непросто. Возможно, он не покидал города, ожидая того, серолицего, возможно, были ещё какие-то причины. В его личной крепости, несомненно, имелись запасы воды и провизии достаточные, чтобы выдержать длительную осаду, и он может спокойно улететь, когда захочет, и если до сих пор этого не сделал, то лишь потому, что не видит в этом необходимости.

Я хотел было немедленно отправиться во дворец Фаниуса Турмуса, где Камчак устроил свой штаб, и поговорить с главнокомандующим тачаков, но Гарольд настоял на необходимости обойти город и обследовать очаги тарианского сопротивления.

– Но зачем это нам? – удивился я.

– Для всех нас это очень важно, – многозначительно заметил мудрый тачак.

Я не стал возражать.

Город был окутан ночным мраком, и мы шли по улицам Тарии, ориентируясь по отблескам, отбрасываемым многочисленными пожарами.

Мы добрались до какого-то обнесенного высокой стеной строения и пошли по огибающей его мостовой.

Изредка из-за стены доносились чьи-то крики, отчаянные женские вопли.

– Что это за здание? – спросил я.

– Дворец Фаниуса Турмуса, – ответил Гарольд.

– Я слышал крики женщин.

– Это тарианские женщины, захваченные тачаками, – пояснил Гарольд и добавил: – Много баб из самых богатых тарианских семейств теперь попробуют на себе рабский ошейник.