Речь Гучкова, которая так разозлила Николая, была произнесена в Думе 22 марта и вошла в историю как «Удар по алькову». Сила критики Гучкова была настолько велика, что поразились даже его однопартийники-октябристы.

Александр Гучков родился в 1862 году, в богатой московской купеческой семье. Он учился на историко-филологическом факультете Московского университета, был блестящим студентом и продолжил обучение в Берлине и Гейдельберге. Чрезвычайно одаренный Гучков был непростым человеком. Его можно было назвать «деятельным, вспыльчивым и беспокойным. Вдобавок он был хвастун, задира и ужасный бабник – дочь позже вспоминала, что семья никогда не проводила два лета подряд на одном и том же курорте, потому что на второй год все младенцы в колясках были уж слишком явно на нее похожи». Тщеславный, нервный и болезненно относящийся к вопросам чести Гучков несколько раз вызывал других на дуэли. Он считал себя фигурой глобального значения и считал своим долгом присутствовать во всех горячих точках мира: воевал за буров в Южной Африке в 1899 году, в 1900 году прибыл в Маньчжурию, чтобы принять участие в боксерском восстании, а в 1903 году участвовал в националистическом восстании в Македонии. Он любил похваляться своим военным опытом и всегда активно участвовал в подобных обсуждениях в Думе19. Но никто не думал, что с думской трибуны он скажет нечто подобное:

Гучков заявил, что немногим хватило бы смелости говорить (вывод напрашивался само собой: он – один из таких смельчаков), а затем обвинил Саблера в том, что он ничего не делает и окружил себя прихвостнями и лакеями: «Под годами 1911–1912 русским летописцем будет записано: “В эти годы при обер-прокуроре Святейшего синода Владимире Карловиче Саблере православная церковь дошла до неслыханного унижения”».

Пораженный Саблер выкрикнул, что Гучков не знает фактов, но попытки защититься оказались бесплодными, и на его протесты никто не обратил внимания. На следующий день жители города прочли большую часть речи Гучкова в «Новом времени»20.

После этой речи Гучков стал не просто политическим, но личным врагом царя и царицы – его слова были направлены прямо в их «альков», в самое приватное их пространство. Эта речь вместе с действиями Родзянко в предыдущие недели стала последней каплей, переполнившей чашу терпения Николая. Отношения царя с Думой испортились настолько, что исправить их стало невозможно. Николай более ни разу не принимал председателя Думы.

Позже Родзянко утверждал, что пытался отговорить Гучкова от столь радикального шага. Он сказал, что такое выступление будет равносильно очередному алмазному колье, намекая на скандал, связанный с королевой Марией-Антуанеттой в 1780-е годы, когда престижу французской монархии был нанесен столь сокрушительный удар, который вскоре привел к революции. Сам Гучков в 1917 году заявил Комиссии, что у него не было выбора. Силы, сгруппировавшиеся вокруг Распутина, могли разрушить страну, а правительство и министры, по его мнению, были слишком слепы, слишком ленивы или слишком трусливы, чтобы объявить им войну, поэтому он сделал то, что было необходимо. Когда ему передали, что царь хотел бы, чтобы его повесили, Гучков ответил, что его жизнь принадлежит императору, но совесть – только ему самому, и он продолжит бороться21.

Но с кем он собирался бороться и зачем? Коллега Гучкова, депутат-октябрист Никанор Савич, писал, что в действительности речь Гучкова была направлена не против Распутина, но против самого царя. Гучков чувствовал, что Николай не уважает его, и своим выступлением попытался изменить это положение. Хотя внешне речь была политической, по сути она была очень личной. Возможно, Гучков говорил Родзянко о своих планах, но явно не рассказывал о них своим коллегам-октябристам. Слушая его речь, они ушам своим не верили. Савич и другие прекрасно понимали, что дворец этого никогда не забудет и не простит. «С этого времени, – писал Савич в воспоминаниях, – не только Гучков, но и вся Дума обрели непримиримого врага в лице императрицы, и последняя надежда на улучшение отношений между царем и представительным правительством была потеряна»22. За уязвленное самолюбие Гучкова Россия заплатила огромную цену.

Мотивы Гучкова были совсем не теми, о которых он говорил. Его слова о Распутине и его влиянии были столь же нечестными и ошибочными. Распутин – злобный хлыст, Распутин – серый кардинал, стоящий за троном, управляющий работой правительства, определяющий судьбы министров, запускающий руку в государственную казну – все это было неправдой. Это были одни лишь сплетни, и Гучков это прекрасно знал. Но это его не остановило. Гучков заявил, что действия Распутина и Саблера идут на руку революционерам, вроде Евгения Гегечкори, которым чем распутнее, тем лучше. Но именно Гучков вложил оружие в руки врагов государства, причем не только левым, но и правым. Церковь была в опасности, государство было в опасности – так говорил Гучков. Но своим выступление он лишь усилил эту опасность.