Наконец Марк решил, что нужный момент настал.

– Помните, сегодня утром я рассказывал вам, что происходит на ферме «Рингхэмский хребет»?

– Про большой сарай, – сказал Купер. – По ночам к нему подъезжают машины.

– Верно.

– Марк, у нас не было возможности заняться этим. Много другой работы. Подождите немножко. Дайте нам время.

– Я все понимаю.

– В любом случае может выясниться, что все это ничего не значит.

Марк закусил губу. Дождь барабанил по лобовому стеклу «тойоты». Купер включил «дворники», чтобы было видно парковку. Других машин на ней не было, даже по дороге никто не проезжал. Он уже почти собрался включать зажигание и отправиться обратно в Эдендейл, так и не поняв, почему Марк заставил его приехать для разговора именно сюда. Но что-то его остановило.

– Есть еще кое-что, – сказал Марк. – О чем я вам не сказал.

Внезапно Купер почувствовал, как его грудь сдавила знакомая волна возбуждения.

– Марк? Вы о чем?

– Собаки, – произнес Марк.

– То есть?

– Вполне вероятно, что здесь проводятся собачьи бои.

– Вы шутите? Разве они все еще проводятся?

– Да. Где-нибудь, каждую неделю. И все чаще и чаще. Общество защиты животных уже начало несколько судебных дел, и кое-где бои прекратились. Устроителям таких мероприятий сложнее всего найти безопасное место. На собачьих боях делаются большие деньги – на кон ставятся крупные суммы. Лич может получать довольно много, даже не делая ставок, – всего лишь за аренду сарая и молчание. Победившие собаки тоже кое-что получают. А вот проигравшие… иногда проигравшие собаки просто умирают от ран.

– Марк, откуда такие подробности?

– В Королевском обществе защиты животных есть группа по связям со смотрителями. Однажды они показывали нам видео, конфискованное их подразделением по спецоперациям. Тошнотворное зрелище. Понимаете, эти люди снимают бои, чтобы было что показать покупателям собак. Видео, что мы смотрели, было снято на чердаке какого-то дома, где стояли кресла, на полу лежал ужасный голубой ковер, а в углу стоял телевизор. Обычно для боев используются питбули. Этих тварей специально для этого и разводят – больше они ни на что не пригодны.

– Питбулей разводить запрещено, – сказал Купер. – С тех пор, как вышло постановление об опасных собаках, их всех должны были стерилизовать. К настоящему времени этой породе предстояло практически исчезнуть.

– Да, конечно. А рак исчезает? Сколько времени ваши люди тратят на обследование района Девоншира, проверяя, не разводит ли кто питбулей на кухне или в садовом домике за домом?

– Не слишком много.

– А в Шеффилде и Манчестере, надо полагать, и того меньше.

– Так вы предполагаете, что на ферме «Рингхэмский хребет» проводятся собачьи бои? И к этому имеют отношение местные жители?

– Скорее на бои съезжаются из других краев. По-моему, много народа из Манчестера. Если у Уоррена Лича действительно есть арена для собачьих боев, то он связался с весьма малоприятными людьми. И они не станут любезничать ни с кем, кто сунется в их дела.

«Лендровер» смотрителя Пик-парка несколько минут парковался на стоянке. Бросив взгляд на водителя, Марк, похоже, не узнал его. Тонкая красная полоска на серебристом боку машины, попавшая в лучи фар «тойоты», напоминала след засохшей крови.

– Это капсульный пистолет навел меня на такую мысль, – сказал Марк.

– Каким образом?

– Дело в том, что эти собаки будут продолжать драться до смерти. Их нельзя отвести к ветеринару, потому что, как вы сами сказали, держать их незаконно. И от мучений их не избавишь, просто свернув шею. Поэтому нужен пистолет, лучше капсульный. Так намного безопаснее, чем оставлять раненых питбулей в сарае. Вот это опасно.

– Согласен.

– Очень опасно, – сказал Марк. – Они и человека загрызть могут.

«Лендровер» снова двинулся в путь. Возможно, смотритель просто останавливался поговорить по рации или попить горячего чаю из термоса. Возможно, проверял их «тойоту». Теперь все вызывали подозрение. Купер смотрел, как огни машины движутся на восток, следуя по изгибам дороги, пока они не исчезли в темной хвойной чаще. Краем глаза он уловил едва заметное движение: перед самым капотом в заросли вереска пробежал горностай.

– Я знаю это место, – сказал он. – Его называют Угол Самоубийц.

– Правильно. Здесь люди часто лишают себя жизни. – Марк показал на долину по направлению к Каслтону и Маминой вершине. – Оуэн говорит, что открывающийся отсюда вид иногда заставляет их передумать.

Осыпавшиеся склоны Маминой вершины в темноте выглядели как тающий шоколадный торт. Разрушение сланцевого слоя под известковыми плитами означало, что склоны горы находятся в постоянном движении и целые каскады камешков сползают и скатываются в долину, – такой оползень несколько лет назад перекрыл трассу А625. И теперь еще машины шли в объезд через перевал Уиннатс, где реки Эден и Хоуп брали начало на вересковых полях Дарк Пика. Местные называли Мамину вершину «Дрожащей горой». Ее огромный расплывчатый контур возвышался над долиной. И на самом верху, в небе, даже издалека отчетливо виднелись защитные крепостные валы бронзового века.

– Мне бы не хотелось встретиться здесь с Оуэном, – произнес Марк. – Возможно, что он не передумал.

– Марк?..

– По-моему, Оуэн тоже замешан в это. По-другому и быть не может.

– Почему?

– В этом районе он работает давно. И должен был заметить то, что заметил я. Но он никогда ни о чем таком не говорил со мной. А об Уоррене Личе он всегда отзывается так, словно они злейшие враги, но я в этом не очень-то уверен.

– Я тоже не заметил особой любви между ними, – сказал Купер.

– Я знаю. Но я почти уверен, что иногда Оуэн ездит на ферму, вместо того, чтобы находиться в другом месте. Возможно, когда я обнаружил на Рингхэмской пустоши женщину, он тоже там был. Вы же знаете, что в конце концов с ним связалась дорожная полиция, а у меня ничего не получилось. Скорее всего, потому что он был далеко от своего радио.

– Не может быть. Только не Оуэн.

Марк взглянул на него.

– Я знал, что вы мне не поверите. Вы хотите защитить его, как и другие. Думаете, Оуэн хороший мужик. Так все говорят: Оуэн Фокс – хороший мужик. Да, он такой и есть. Но еще, мне кажется, он ввязался во что-то нехорошее и теперь боится, а выхода найти не может. Тот выход, о котором я слышу от него последние несколько дней, мне совсем не нравится. Он хороший мужик. И он много для меня сделал. И я хочу его спасти.

– И как именно вы собираетесь это сделать? – спросил Купер.

Молодой смотритель приоткрыл на несколько дюймов окно, чтобы впустить немного прохладного воздуха, – в машине было душно.