и никому не обещал своей заботы, и никто, кроме матери, не обещал позаботиться о нем. Казалось, он обнимает себя маленького, того безвозвратно сгинувшего малыша, о ком невозможно не скорбеть.

С первым ударом корабельного колокола Кесри, сменивший форму на белые унгу и дхоти, вышел из своей каюты и ровно в ту минуту, как угас звон восьмой склянки, постучал в дверь каморки Захария. Дверь тотчас отворилась, явив хозяина, одетого в полотняные штаны и тельняшку.

В тусклом свете единственной лампы виднелись ящики, в тесном пространстве исполнявшие роль кушетки, и сундук, служивший креслом.

– Входите, сержант. – Захарий жестом предложил гостю занять сундук, сам уселся на ящик.

С минуту оба разглядывали друг друга, потом Кесри сказал:

– Здравствуйте, Рейд-саиб.

– Добрый вечер.

Хавильдар прокашлялся и, не придумав вступительной темы, сразу взял быка за рога:

– Правда ли, что вы служили на “Ибисе”?

– Да. В рейсе на Маврикий я был вторым помощником.

– С вами плыл один человек – субедар Бхиро Сингх, так?

– Да, верно.

– Что с ним случилось?

В двух словах Захарий поведал всю историю: субедар повздорил с переселенцем-кули и потребовал для него наказания поркой. После дюжины плетей кули, обладавший невиданной физической силой, сумел освободиться от вязок, выхватил из рук субедара бич и, захлестнув его на горле своего истязателя, сломал ему шею. Все произошло мгновенно, а позже выяснилось, что истоком конфликта стало нападение субедара на жену кули.

– Как ее звали, ту женщину? – тотчас спросил Кесри.

Вспоминая, Захарий почесал голову.

– Что-то вроде “Дитти” или как-то так.

Кесри ждал ответа, затаив дыхание, теперь же шумно выдохнул и поник головой, постигая услышанное.

Значит, все это – правда? Дити, его сестренка, в жизни не уезжавшая дальше Патны, пустилась в бега с другим мужчиной, не убоявшись пересечь Черную воду?

Пытаясь сжиться с этой мыслью, Кесри медленно поднял голову, и вот тогда Захарий разглядел его серые, чем-то знакомые глаза. Он даже вздрогнул от сего странного впечатления, но оно разъяснилось после слов хавильдара:

– Эта женщина – моя сестра Дити.

– Да, теперь я вижу ваше сходство.

– Не знаете, где она сейчас? – хрипло спросил Кесри.

– Наверняка на Маврикии. По-моему, ее определили к французу, чья ферма располагалась на юго-западной оконечности острова.

От невероятности происходящего Кесри помотал головой. Кто бы мог подумать, что этот белый саиб, с виду юнец, сообщит ему новость о Дити? Разве можно представить, что они плыли на одном корабле, разделенные всего несколькими ярдами деревянных переборок?

– Как она, не хворала? – просипел Кесри.

– Нет, насколько я помню, была в добром здравии.

Кесри хотел спросить еще о многом, но из коридора его кто-то окликнул.

– Надо идти. – Он встал. – Рейд-саиб, пусть все это останется между нами, ладно?

– Конечно.

Взявшись за дверную ручку, Кесри обернулся:

– Я хочу извиниться за то, как капитан Ми ведет себя с вами. Он хороший человек, прекрасный офицер… – Кесри не мог найти нужных слов и стал повторяться: – Капитан хороший человек, только в сердце его печаль… я знаю его давно, семнадцать лет назад был у него денщиком… – Не получив ответа, он закончил просто: – Извините.

– Все в порядке, – сказал Захарий. – Вашей вины тут нет.

– Честь имею, Рейд-саиб. – Кесри отсалютовал. – Если могу быть полезен, дайте, пожалуйста, знать.

– Благодарю, хавильдар.

Кесри шагнул за порог, и тут Захарий кое-что вспомнил.

– Погодите, еще одна деталь касательно вашей сестры.

– Какая?

– На Маврикий она прибыла беременной. Значит, сейчас ребенку уже больше года.

На другой день на горизонте возник султан дыма – пароход “Куин” разыскивал суда, пострадавшие в бурю. С палубы “Лани” запустили ракету, и вскоре под аккомпанемент приветственных криков пароход подвалил к побитому непогодой кораблю.

Прежде чем взять его на буксир, шкипер “Куина” решил немного “стравить канаты”: за стаканами бристольского молока[82] они с мистером Дафти довольно долго обменивались новостями. Позже, когда заарканенная “Лань”, мерно кивая носом, двинулась на север, Дафти поведал Захарию о том, что узнал от коллеги, пока они согревали нутро.

Пятью днями ранее британская эскадра подошла к китайскому побережью, и капитан Эллиотт встретился с коммодором Бремером неподалеку от Ландронских островов. После усиленных размышлений полномочный представитель и командующий выработали план, согласно которому экспедиционный корпус разделялся на два фронта. Один, состоящий из небольшого числа боевых кораблей и транспортов, оставался на юге, укрепляя блокаду Жемчужной реки, другой, более внушительный по составу, следовал на север, имея целью захват стратегически важного острова Чусан, расположенного на пути к главным китайским портам Ханчжоу, Нинбо и Шанхай. Дабы власть в Пекине отчетливо понимала, чем вызваны эти действия, вожаки экспедиции попытаются передать императору меморандум лорда Палмерстона, в котором подробно изложены британские недовольства и требования.

После захвата Чусана восточное побережье Китая окажется во власти экспедиционного корпуса. Остров станет военной базой, а британская эскадра, курсируя вдоль всего побережья и составив планы и карты местности, будет угрожать важным портам, дабы у пекинских владык не осталось сомнений в их уязвимости. Близость Чусана к китайской столице не позволит мандаринам утаить весть о захвате острова, и вскоре император осознает, что у него нет иного выбора, как уступить требованиям Британии возобновить с ней торговлю и возместить ее прошлые потери.

Поскольку восстановление опийной торговли – одна из главных целей экспедиции, к эскадре присоединятся суда, груженные опием. Военные корабли обеспечат английским купцам заход в любые порты по их усмотрению.

Приверженцы свободной торговли могут праздновать победу, ибо военный план сверстан по трафарету Уильяма Джардина. Для них откроется возможность сколачивать состояния, продавая опий на прежде недоступных им рынках. Ожидается, что спрос на зелье в центральных районах страны уподобится Желтой реке в половодье и цены взлетят на неслыханную высоту.

– Мы прибыли в самое время, – сказал мистер Дафти. – Через два дня часть кораблей двинет на север, и капитан Чиллингворт, конечно, постарается быть в их числе. Как только бросим якорь, опий мистера Бернэма надобно перегрузить на “Ибис”.

Проснувшись утром, пассажиры “Лани” узрели неземную картину: из морской глади, которая еще вчера была темно-синей, а нынче переливалась всеми оттенками бирюзового, вздымались сотни скалистых островков, похожих на зубы дракона. В массе своей пепельно-серые, эти каменистые клочки суши были увенчаны зубчатыми грядами, а кое-какие похвалялись еще и отвесными утесами, в которые вцепились причудливо искривленные карликовые деревья. То и дело из укрытия того или иного острова появлялось какое-нибудь судно невероятного облика: высокобортная рыбацкая лодка, джонка с плетеными парусами или, точно привет из прошлых веков, лорча, похожая на галеон.

Удивительное зрелище словно заворожило обитателей подпорченной бурей “Лани”, и только крик сигнальщика Кинара агил хай разрушил чары. Известие о земле на горизонте всех привело в движение, и даже раненые, едва державшиеся на ногах, приковыляли на главную палубу, дабы бросить взгляд на край под названием Маха-Чин.

Поначалу берег выглядел размытым пятном, но вот обрисовались его контуры, и пассажиры, достав карты и подзорные трубы, пытались идентифицировать проступавшие черты суши. Сверившись с компасом, мистер Дафти ткнул пальцем на северо-восток:

– Вон там остров Гонконг.

Ширин так ухватилась за планшир правого борта, что побелели костяшки пальцев, и, подавшись вперед, всмотрелась в подступающий берег.

– Вот, возьмите. – Тронув ее за локоть, Фредди протянул подзорную трубу. – Будет виднее, ла. Вон