студентов. Совсем не было видно докторов. На мой вопрос: отчего доктора отсутствуют? – мне объяснили, что часть докторов в отпусках, а многие уклоняются от лечения холерных. Все говорили мне, что студенты лечат и ухаживают за больными самоотверженно.

Мне приходилось подолгу бывать в больницах, трогать холерных и разговаривать с ними. Первые дни все время хотелось мыться, дезинфицировать платье и так далее. Потом – что значит привычка – так свыкся со всем этим, что никаких предосторожностей больше не исполнял.

Из Самары я спустился по Волге до Царицына; остановился в Саратове, где осматривал больницы и приемные покои. И там было почти полное отсутствие докторов, все лежало на руках студентов-медиков последнего или третьего курса. В Саратове еще удивило то, что губернатор где-то отсутствует, причем как раз за несколько дней до моего приезда произошли холерные беспорядки: невежественная толпа взбунтовалась против докторов, обвиняла их в том, что это они принесли болезнь, погналась за лицами, которые подавали медицинскую помощь. Один из медиков спасся лишь тем, что влез на пожарную каланчу и пробыл там целую ночь – иначе толпа бы его растерзала.

Затем я остановился надолго в Царицыне. Там картина была еще удручающей. Когда я вышел на пристань, то увидел несколько трупов. На пристани же находился один доктор и какой-то полицейский. С этим доктором я объезжал все больницы. На мой вопрос: где же находится начальство и другие доктора? – сопровождавший меня доктор ответил, что все доктора или в отпуску, или уехали. Таким образом, только один этот доктор находился в городе, даже студентов было мало, а большею частью при больных были только сестры милосердия.

Я должен сказать, что во время моего пребывания в Нижнем Новгород я видел губернатора Баранова очень деятельным; вообще он был единственным губернатором, который действительно принимал живое участие во всем этом бедствии и оказывал влияние на ход эпидемии. Ни в Самаре, ни в Саратове ничего подобного не было.

Нужно сказать, что когда Александр III вступил на престол, он не питал расположения к студентам: смерть его отца произошла вследствие царившей тогда смуты, и университетская молодежь принимала участие. И вот именно мои донесения пробудили в нем чувства благородного, хорошего человека и монарха. Когда я вернулся в Петербург, император сказал мне, что был счастлив получить донесения о таком благородном, самоотверженном служении русских студентов, что у него к ним повернулось сердце, теперь он видит, что эта молодежь едва ли не самая честная и благородная часть русской интеллигенции. И замечательно, что с тех пор император все время так и относился к студенчеству, постоянно выказывал студентам свою симпатию и благорасположение. И студенчество это поняло и оценило».

Далеко не все средства, отпущенные правительством на борьбу с голодом и болезнями, использовались по назначению, большая часть оседали в карманах вечно несытых чиновников. Вспыхивали бунты – прежде всего, против врачей, тёмные люди именно в них видели причину своих несчастий. Председатель судебной палаты А. Ф. Кони рассказал Марии Федоровне о бунте в Хвалынске. По мнению Кони, бунт вызван полным отсутствием забот и разъяснений невежественной толпе значения постигшего ее бедствия и условий борьбы с ним. В результате погибло несколько самоотверженных сестер милосердия. Был зверски растерзан врач Молчанов.

Холера ползла к Москве. Антон Павлович Чехов, как врач, добровольно обслуживал 25 деревень Серпуховского уезда, 4 фабрики и монастырь. Нужны были деньги и много. Пытался привлечь фабрикантов и монастырь, но натолкнулся на полную бесчувственность. На свои средства и мизерную помощь от земства оборудовал врачебный участок, построил холерный барак, снял у крестьян избу под амбулаторию, добивался разрешения пригласить фельдшерицу. Кроме холеры, свирепствовал тиф. В деревне Талеж заболело сразу несколько человек. Антон Павлович привез в специально отведенную избу кровати, постельное белье, заботился о питании больных. «Всем помогал – и деньгами, и лекарствами, и лечением», – с благодарностью вспоминали о нем крестьяне. Они очень долго считали Чехова земским врачом, не подозревая, что Антон Павлович – один из крупнейших русских писателей.

Небывалый масштаб голода 1891–1892 годов озадачил государственные структуры. На внешнем рынке в предшествующие годы сложилась отличная конъюнктура, и, поддерживая высокие цены на хлеб, министр финансов И. А. Вышнеградский поощрял его вывоз, противясь ограничительным мерам. Тогда и явилось в народе: «Недоедим, но вывезем». Четыре года назад, назначая против всех традиций миллионера Вышнеградского министром финансов, когда императора пугали репутацией последнего, он отвечал:

– Пусть украдет 10 миллионов, но даст России сто!

За первые два года Вышнеградскому удалось уменьшить бюджетный дефицит страны, значительно увеличить золотой запас, а вместе с ним и устойчивость рубля. Но ради достижения этой цели он повысил прямые и косвенные налоги. Он был хорошим финансистом, но, как министру, ему не хватало широкого кругозора. Александр сместил Вышнеградского, назначив министром финансов умного, очень практичного и дальновидного Витте, а у того был в ту пору страстный роман с некой замужней дамой.

– Я бы хотел жениться на Л., – начал он объяснять императору.

– Женитесь хоть на козе! – вспылил Александр. – Только скорей приступайте к делу!

Победоносцев в два счета развел бывших супругов, и Сергей Юльевич, ничем уже больше не обремененный, приступил к своим обязанностям. В том же году в пользу голодающих казаков было ассигновано 3 миллиона 700 тысяч рублей на закуп хлеба, семян и других продуктов. Кроме того, государственное казначейство списало половину недоимок, числящихся за населением всей Оренбургской губернии за 1891–1892 годы.

LI

Мария Федоровна уехала в Абастумани, откуда писала мужу: «Несчастный Георгий, какой же у него ангельский характер, он никогда не жалуется на такую, по сути, ужасную жизнь, которую ему приходится здесь вести. Я уверена, что никогда бы не смогла такого вынести в его возрасте! И вместе с этим никакой системы, никакого режима, только сквозняки и холод зимой».

Веселое летнее общество на зиму схлынуло; навестивший Георгия Сандро, увидел, что единственное развлечение больного – скидывать снег с крыши дома. «Мы спали в комнате при открытых окнах при температуре 9 градусов ниже нуля, под грудой теплых одеял. Доктора полагали, что холодный горный воздух действует на Георгия благотворно. Мы вспоминали наше детство и говорили о России».

С началом весны и сырости лёгочная лихорадка у Георгия возобновилась, впервые случилось кровохаркание, но кроме больших приемов хинина, лечения мышьяком, да микстур от кашля, другого лечения не было. Владимир Ламсдорф записал в дневнике: «“Дмитрий Донской” пойдет в Батум за великим князем Георгием, чтобы доставить его в Алжир».

Как ни была встревожена Мария Федоровна, но