схватки возобновились. Но доктор меня не слушал – мы с ним были чужими, видевшими друг друга первый раз в жизни.

А девочка старалась каким-то образом «нагулять» роды: вставала на табуретку и прыгала на пол, надеясь себя немножко растрясти, чтобы вернуть схватки. Не будь я в самом начале акушерской практики, конечно, запретила бы ей страдать подобной ерундой. Но тогда сама думала – надо что-то делать! Хотя, конечно, понимала: роды в такой атмосфере попросту не начнутся. Поэтому позвонила руководству МЕА, чтобы попросить помощи. Там как раз шло общее собрание, и акушерки стали давать рекомендации.

Спросила главврача центра: как поступить в такой ситуации? Все согласились, что надо искать другой роддом и другого доктора – тогда это делалось элементарно. Кинулись обзванивать, но никто не хотел связываться с двойней и потенциально осложнёнными родами. Тогда руководство центра приняло другое решение: прислать мне на помощь одну из самых опытных акушерок с общим стажем работы в роддоме, а потом в естественных родах более четверти века.

Она приехала с полным пониманием происходящего, озвученного присутствовавшим на собрании, и мигом взяла всё в свои руки. Первым делом шепнув:

– Ты что, до сих пор не уговорила девочку на окситоцин?

Я лишилась дара речи – пребывала в уверенности, что все индивидуальные акушерки за естественные роды и против каких-либо рутинных вмешательств. Тем более что казалось очевидным: здесь нужен только покой! Но опытная коллега, моментально сориентировавшись, профессионально ласково заворковала девочке:

– Дорогая, нам нужно поставить капельничку, там окситоцин. Не бойся, он точно такой же, как настоящий, просто схваточки пойдут поэффективнее, шеечка быстренько раскроется…

Таким образом, деловито создала впечатление полной включённости и внятного «руления» ситуацией. Чем очень понравилась доктору, который несказанно обрадовался, что наконец-то поставили окситоцин, и сейчас всё пойдёт.

А я поняла, что ничего не могу поделать. Не могу бороться с этой махиной, с этими представителями системы. И максимум что могу – уйти на позицию обычной санитарки: приносить, подавать и молчать. Другого выхода нет – разве что забраться с флагом на баррикаду и кричать оттуда: «Всё, что вы творите с роженицей, – ужасно!» Чувствовала себя соучастником лжи, обмана и насилия. Потому что мне тоже приходилось говорить неправду и делать вид, что всё так и должно идти…

После синтетического окситоцина, вызвавшего ожидаемо болезненные для и без того ослабленной роженицы схватки, сделали эпидуральную анестезию. Всё явно уходило в ночь. В кресле дремал раздосадованный врач, потерявший хороший вечер. Ворковала опытная коллега, демонстрировавшая мне «как надо». Уныло тянулись подавленные акушерской агрессией роды.

Когда первый из двойни уже был готов вот-вот появиться на свет, раздражённый доктор закричал на меня:

– Ну! Принимайте роды! Вы же хотели принимать роды!

Я быстро помылась, оделась, надела перчатки и приняла двух крошечных, слабеньких мальчишек – одного сразу же увезли в реанимацию. А потом снова выполняла роль уборщицы и санитарки.

Угодившая доктору бывалая акушерка дала «дружеский» совет:

– Когда нужно определяться, кому потакать – женщине или доктору, хорошенько подумай и сделай правильный выбор. Женщина пришла и ушла, а с доктором тебе и дальше работать!

Никогда больше ни от одной акушерки МЕА не слышала ничего подобного: все они выступали идейными борцами с агрессивной медициной в родах и осознанно отстаивали права и интересы женщины, создавая все условия, необходимые для того, чтобы родить природно и физиологично. Не знаю, что это было – то ли полтора десятка лет роддомовского стажа с полным врастанием в систему с её иерархическим подчинением и стремлением угодить, то ли что-то ситуативное…

Когда прощались, доктор сказал мне:

– Больше с вами работать не стану!

С выдохом облегчения ответила ему:

– И я больше не буду с вами работать. Никогда.

На моих глазах совершилось преступление. И помешать я, увы, никак не могла. Как и эти роды, я тоже была убита. Существа в белых халатах словно играли в морской бой. Раз – ранен, два – ранен, три – убит. Только вместо тетради в клеточку – больничная простыня, а вместо нарисованных корабликов – человеческие жизни и здоровье.

К сожалению, роды очень легко ранить. А иногда – и убить.

Глава 52

Типология акушерок и роды как секс

Та высококлассная команда «Мира Естественного Акушерства» давно распалась. Коллектив обновился, из прежних участников остались буквально два-три человека. Но, оглядываясь назад, не могу не согласиться с руководителем МЕА, по праву гордившейся своими акушерками и тщательно подбиравшей золотой состав с отличной репутацией.

Да, то была истинная акушерская элита. Не та роддомовская, в которую когда-то не захотел меня принять главврач 9-го, а самая настоящая, высокой пробы. В чём же это выражалось? Откуда такие хвалебные определения?

Немного разъясню разницу между работой роддомовской акушерки и индивидуальной. Это различие весьма наглядно в Европе, где существуют легальное домашнее акушерство и родильные центры, и порядком смазано у нас.

У акушерки роддома есть чёткая должностная инструкция, согласно которой она призвана выполнять только назначения и указания доктора – в чём и состоит основная часть её обязанностей.

Ей не надо слышать ритм родов, понимать их целостно, объёмно, иметь какое-то собственное мнение, а тем более что-либо решать самой – нужно ли продолжать конкретные роды, считать ли их нездоровыми, каким-либо образом вмешиваться и т. п. Это не её функции, ей это не требуется в принципе.

Что нужно уметь роддомовской акушерке? Быть внимательной к состоянию роженицы, её температуре, давлению, следить за монитором КТГ, за выделениями, соблюдать асептику и антисептику, готовить профилактическую капельницу, принимать роды, не повредив ребёнку, постараться избежать разрывов промежности, следить за кровопотерей и плотностью матки после родов, вывести мочу и т. д. Ей практически не нужно оценивать происходящее целиком: например, если роды идут слишком медленно, или дискоординированно, или их нужно какими-то способами лечить, или наоборот не трогать, или сделать что-то, не вписывающееся в рамки привычного.

(Всплыло в памяти. У моей девочки головка ребёнка на тазовом дне. Казалось бы, одно усилие, одна потуга – и родится! Но уже полчаса нет ни одной сильной, хорошей схватки. Взгляд у неё усталый, что неудивительно – финал родов. Доктор намекает на капельницу с окситоцином: «Слабость потуг». Она сидит на родильном стульчике, я глажу её руки, колени, пробую услышать её тело своим. И уловить её состояние – в чём же затык? И вдруг что-то меня «торкает». Смотрю ей прямо в глаза и говорю: «Осознай – в эту минуту через тебя проходит жизнь!» В них что-то вспыхивает, какой-то смысл. «Ах!» – выдыхает роженица,