— Ты хочешь сказать, что не понимала, что сделает с Рэтлитом твой отъезд? Ты хочешь сказать, что не понимала, насколько сильно он хочет выбраться и насколько сильно при этом нуждается в тебе? Ты не понимала, что с ним будет, если ты лишишь его необходимого и в то же время похвалишься чем-то ненавистным для него? Ты не догадывалась, что он устроит какую-нибудь безумную выходку? Ох, малая, ты еще говоришь про золотых. Это ты глупая!

— Я не глупая, — тихо излучила она. — Я жестокая. Я знала, что он попытается помешать. Я просто не думала, что у него получится. Он на самом деле такой ребенок.

Мой гнев, выплеснувшись, перешел в печаль.

— Алегра, неужели ты не могла чуточку подождать? Не могла придумать, как уехать по-другому, чтобы не ранить его так сильно?

— Я хотела выбраться отсюда. Лететь и лететь, а не сидеть в ловушке. Но я была жестока. Мне подвернулся шанс, и я им воспользовалась. Вайм, неужели это так плохо? Разве быть свободным — плохо?

Веко опять дернулось. И опустилось. Второй глаз остался открытым.

— Алегра…

— Вайм, я золотая. Золотая. А золотые устроены именно так. Пожалуйста, Вайм, не сердись на меня. Не надо. Рэтлит был нехороший, он не принес мне лекар…

Закрылся и второй глаз. Я тоже закрыл глаза и попытался плакать, но язык слишком сильно давил на нёбо.

На следующий день Сэнди вышел на работу, и я не стал напоминать ему, что он уволен. Журналисты выведали всю историю и постарались выложить ее под максимально мерзкими заголовками:

Про золотого они тоже не упомянули. Про них вообще никогда не упоминают.

Какое-то время наш ангар осаждали репортеры, пытаясь вытянуть признание, что корабль у нас угнали. Но Сэнди держался молодцом.

— Это был его корабль, — бурчал он, смазывая управляющую перчатку. — Я ему его подарил.

— С чего это вы подарили такому мальчишке корабль? Может, вы ему его одолжили? «УЖАСНАЯ СМЕРТЬ В ЧУЖОМ КОРАБЛЕ» — звучит неплохо.

— Я ему его подарил. Вот босс подтвердит. — Сэнди кивнул назад, на леса. — Он был свидетелем.

— Слушайте, даже если вам нравился этот мальчик, вы ему уже ничем не поможете, скрывая правду.

— Он мне не нравился, — отвечал Сэнди. — Но я подарил ему корабль.

— Спасибо, — сказал я Сэнди, когда нас оставили в покое. Я не знал, за что благодарю его, но чувствовал, что благодарен. — Считай, что я тебе должен.

Через неделю Сэнди пришел ко мне и сказал:

— Босс, вы мне должны.

Я слегка прищурился, услышав его воинственный тон:

— Значит, ты наконец решил уволиться. Может, доработаешь хотя бы до конца недели?

Он заметно смутился и начал шарить в кармане-кенгуру комбинезона:

— Ну да, я хочу уволиться. Но не прямо сейчас. Мне тут трудновато становится.

— Ты привыкнешь, — сказал я. — Ты же знаешь, в тебе что-то такое есть, ты чем-то похож на меня. Я привык. И ты тоже привыкнешь.

Сэнди помотал головой:

— Я, кажется, не хочу привыкать.

Он вытащил руку из кармана:

— Видите, у меня билет.

В грязных пальцах торчала карточка с металлической полоской.

— Через четыре недели я уеду со Звездной Станции. Только я пока не хотел вам говорить. Хотел, чтобы вы для меня кое-что сделали за тот долг.

Я очень удивился:

— Ты же не можешь вернуться в свою группу. Чем ты будешь заниматься?

Он пожал плечами:

— Устроюсь на какую-нибудь работу. На свете есть и другие семейные группы. Может, я немножко повзрослел. — Он засунул в карман-кенгуру оба кулака и начал переминаться с ноги на ногу. — Да, босс, так насчет того одолжения…

— Что такое?

— Я тут разговорился на улице с одним парнишкой. Вайм, у него по правде была тяжелая жизнь. — В первый и единственный раз Сэнди назвал меня по имени, хотя я уже давно просил его об этом. — И ему не помешала бы работа.

Я чуть было не засмеялся. Но все-таки удержался — из-за выражения на уродливом лице Сэнди: за всей воинственностью проглядывала такая жгучая надежда и такая уязвимость. Уязвимость? Но ведь Сэнди купил свой билет; он едет дальше.

— Отправь его к Полоцки, — сказал я. — Наверняка там пригодится лишний подмастерье. А теперь, с твоего позволения, я пойду опять работать.

— А вы можете его отвести? — быстро спросил Сэнди. — Это и есть то самое одолжение.

— Сэнди, я ужасно занят. — Я увидел его лицо. — Ну ладно, ладно.

— Слушайте, босс, — сказал Сэнди, пока я выбирался из-за письменного стола. — Помните, вы спрашивали про одну штуку — не было ли у меня в детстве такой?

Я не сразу понял, о чем он.

— Ты про экологариум?

— Угу, он самый. — Сэнди ухмыльнулся. — У этого малого тоже есть такой. Он прямо у двери сидит, снаружи, ждет вас.

— У него с собой экологариум?

Сэнди кивнул.

Я двинулся к двери ангара, представляя себе ребенка, волокущего шестифутовый куб из оргстекла.

На пожарном гидранте у входа в ангар сидел мальчик. Посаженные мною деревья в искусственном дневном свете отбрасывали на него кружевную тень.

Мальчику было лет четырнадцать. Медная кожа, курчавые черные волосы. Я понял, почему Сэнди просил меня пойти с ним. Мальчик сидел сгорбившись, растопырив пальцы ног на широком металлическом основании гидранта. На талии у него был широкий пояс из желтого металла. Золотой.

Мальчик вглядывался в странную штуку из меди и драгоценных камней, висящую на цепочке у него на шее.

— Привет.

Он поднял голову. На иссиня-черных волосах играли солнечные пятна.

— Тебе нужна работа?

Он моргнул.

— Меня зовут Вайм. А тебя?

— Зови меня Ан.

Голос был ровный, отстраненный, с типичными для золотых интонациями.

Я нахмурился:

— Это уменьшительное?

Он кивнул.

— А полное имя как?

— Андрокл.

— А.

Мой старший сын погиб. Я точно знаю — у меня есть куча официальных документов, подтверждающих его смерть. Но иногда мне трудно об этом помнить. И не важно, какого цвета волосы — черные, белые или рыжие.

— Ну что ж, попробуем тебя куда-нибудь пристроить. Пойдем.

Ан встал, не сводя с меня глаз и пряча подозрительность.