Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ай-ай-ай…
– Готов?
Лерт, палач на корабле его высочества, кивнул:
– Скажите только – когда.
– Я сейчас начну начитывать заклинание. Вот как кивну, так сразу и режь. Одного за другим, чтобы кровь внутрь лилась. Сможешь?
Последний вопрос был исключительно для проформы, потому что в Лерте Алекс не сомневался. Серьезный человек. А моряки пусть охраняют стоянку, так оно надежнее будет.
Алекс не принимал торжественных поз, он просто встал и принялся читать заклинание. Хотелось бы обойтись без него, но… Иначе псов не натравишь. У некромантов одна аура, у храмовников – совсем другая. И – нет. Она не белая, не светящаяся, не чистейшая. Как и у некромантов аура не чернее ночи. Но…
Есть такое. У магов воздуха в ауре отпечаток воздуха, у магов воды – воды, у некромантов на ауре печать смерти, а у храмовников – принадлежность к Храму. Да, когда ты проходишь все обряды, когда присягаешь на верность Храму, тогда ты и получаешь метку. И от этого никуда не деться, это как клеймо, и у каждого более-менее сильного храмовника оно есть.
Алекс медленно развел руки, ощущая себя чашей, в которую вливается сила. Давным-давно его предок вызвал Крысиного Короля, чтобы разобраться с храмовниками. Сколько тогда погибло посторонних людей? Много. С тех пор демоны стали гуманнее и собираются уничтожать только тех, кто это заслужил.
Алекс кивнул палачу, и тот подтащил к пентаграмме первого тиртанца. Взмах ритуального, специально врученного ножа, хрип, поток крови в пентаграмме – и самое сладкое. Жизнь и душа. Ладно, на душу не покушаемся, живи, тварь, перерождайся, но силы я выпью столько, что ты червяком сто лет проползаешь. И в чем-то это правильно.
Сила, сладкая горячая сила льется в пентаграмму, и Алекс зовет.
Не просто так, нет…
Ладанка, зажатая в его руке, пульсирует, словно живое сердце. Отец многое в нее вложил, фактически подготовив болванку заклинания. Осталось насытить силой и направить. И это хорошо, сам Алекс мог бы пока и не справиться или что-то не предусмотреть, а вот отец – опытнее и сильнее. Он справился.
И заклинание расправляет свои крылья над пентаграммой.
– Восстаньте те, кто имеет право на месть! Силой крови, правом боли, памятью ненависти – восстаньте и придите!
Храмы везде жируют на человеческой крови. Всегда найдутся те, кого в них обманули, предали, не поддержали или даже просто убили, стоит лишь вспомнить историю династии. Всякое бывало…
На берегу медленно темнеет, словно кто-то набросил на мир темную кисею, палач слегка бледнеет, но рука у него не дрожит. В пентаграмму льется кровь второго тиртанца, а за ним и третьего. Кисея уплотняется, и теперь их может увидеть даже тот, кто лишен силы. А Алекс видит их уже давно.
Бледные полупрозрачные тени, которые собираются на берегу. Вот девушка с животом, с заплаканными даже сейчас глазами, вот старик с лицом и выправкой воина, вот нищий, вот…
Их много. Тех, кто пришел в храм в надежде на помощь, а встретил там подлость или предательство. Тех, кого обманули, ударили в спину, несправедливо обвинили, тех, кто не виноват, но мертв. И сегодня…
– Волей некроманта я даю вам право мести! Пусть кровь мертвого откроет вам путь!
И резко выбросить руку вперед, указывая на Альтен.
Серая масса взвыла. Голодно, холодно, страшно… Так, что побледнел даже верный Лерт. А потом и еще больше, когда облако голодных теней прошло сквозь него и двинулось в сторону Альтена.
Алекс вышел из пентаграммы, уселся прямо на землю и потряс головой.
– Фух… Отдохнем полчасика – и в путь.
– Милорд?
Алекс невинно пожал плечами, принимая от Лерта флягу с компотом, ради разнообразия – клубничным.
– Скоро в Альтене станет весело, тогда и явимся в гости. Невежливо, конечно, да что ж поделать.
– Невежливо? – не понял шутки палач.
– Являться в гости, когда людям не до нас. Ну да и ладно. Переживем.
Уточнять, переживут ли визит хозяева, Лерт не стал. И так все ясно.
* * *
Доверенный Светлого Святого Каурисий Ресолан не спал. И даже не собирался – выслушивал отчет о раденорской неудаче.
Провал получился феерическим.
Потерян маг жизни – раз. Потерян легат, который сам по себе был неплохим магом, – два. Потерян последний реальный претендент на трон Раденора. Не настоящий, нет, такие же права и у десятка других родов можно раскопать, но реальный. Тот, который мог и взять власть, и удержать ее, и поделиться с Храмом, – три. И роль Храма во всем этом засвечена так, что дальше некуда. К гадалке не ходи, его величество весьма обидится, а на что он способен – Светлый его ведает. Не только его высочество изучал старинные хроники, в Храме их знали ничуть не хуже. И про Крысиного Короля знали, и про некромантию в семье короля.
Про демонскую кровь не догадывались, это верно. Маг, некромант, а эти твари противоестественные мало ли что могут с собой сотворить? Говорят, их сама тьма меняет, чтобы служили Искушающему верно и от нормальных людей отличались, как ночь ото дня.
Говорят… Говорили много, но вот когда ожидать мести?
Мысль о том, что мести не будет, доверенному в голову не приходила. Он бы обязательно отомстил, вот и его величество отомстит. А вот как… И как уберечься от его мести – вот вопрос? Для начала спрятать женщину, которая беременна магом жизни, спрятать молодого Оломара, переехать из Альтена…
Доверенный кивнул своим мыслям и хотел уже кивком отпустить секретаря, как вдруг:
– За что?
Голос был тихим, шелестящим, как осенние листья, подхваченные ветром, но он – был.
В кабинете доверенного, в самом защищенном месте Альтена, не считая его же, доверенного, спальни.
Каурисий оглянулся. И остолбенел.
Он знал, знал эту женщину. Еще бы ему не знать Мари Асшен, которую он… любил. Так любил, что сделал ребенка, а потом предложил вытравить плод. А что вы хотите? Если желаешь остаться простым холопом, можно и жениться – тайно, но не особо запретно. А коли хочешь наверх, изволь соответствовать правилам Храма. Спать с женщинами не запрещено, даже с мужчинами, если на то твоя воля, но все должно быть тихо, чисто и без последствий. В том числе и без детей, которых можно использовать против тебя. А Мари использовала бы. Всю жизнь бы деньги тянула, чего-то требовала…
Она, конечно, говорила, что любит, но любовь – это чушь. Вся их любовь – до первого толстого кошелька. Повитуха оказалась глупой, и девушка умерла от кровотечения. И вот теперь стояла, гладила ладонью чуть округлившийся живот, смотрела с укоризной, вздыхала…
– За что?
Может, он бы и смог что-то сделать, сказать, хотя бы за амулеты схватиться, но…