Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Таббу потащили по лестнице, с трудом доволокли до пролетки, затолкали на сиденье. Извозчик бросился помогать Катеньке выносить вещи: вдвоем они вытащили две корзины и чемодан, погрузили все на багажную полку, и лошадь рванула с места.
Далеко за полночь возле дома тридцать шесть на Крюковом канале остановилась пролетка, из нее выскользнула тенью хрупкая особа, направилась в парадную.
Это была Ирина.
Поднялась на третий этаж, остановилась возле двери номер семнадцать. Нажала на кнопку, никто не выходил.
Ирина обнаружила, что дверь приоткрыта.
Переступила порог в квартиру, осторожно, держа револьвер наготове, миновала гостиную.
Было пусто.
Вошла в спальню, увидела разворошенную постель, разбросанные вещи, поняла — жившие здесь сбежали.
Дочка Гришина Даша вышла из парадной своего дома, увидела сидящего в совершенно пустом и мрачном дворе на скамейке отца, подошла к нему, опустилась рядом.
Посмотрела на него с печальным упреком, негромко произнесла:
— Вы, папенька, вчера были опять пьяные.
Он повернулся к ней, обнял ее худенькое, почти немощное тельце, пригнул к себе, поцеловал девочку в лоб.
— Прости меня.
— Что-то опять со службой?
Егор Никитич подумал.
— Можно сказать и так. — Снова поцеловал. — Маменька ругалась?
— Плакала. Боится, как бы вы опять с собой чего не сделали.
— Не сделаю, теперь уж определенно не сделаю. Скорее с ними.
— С ними — это с кем?
— Много их, Дашка, — следователь печально усмехнулся. — ТЫ ведь моя самая любимая дочь?
— Да, папенька, я вас очень люблю. И боюсь за вас.
— Вот это напрасно. Бояться нужно дураков, а я ведь у тебя умный?
— Очень.
— И ты у меня умная. Поэтому хочу с тобой посоветоваться.
Даша придвинулась поближе, приготовилась слушать.
— Есть молодая женщина. Красивая, талантливая, когда-то успешная, — сказал отец.
— Почему — когда-то? Теперь уже неуспешная?
— Теперь уже нет. И неуспешная, и несчастливая. Ее загнали в угол и скоро добьют.
— За что?
— За что? — переспросил Гришин. — Ты когда-нибудь видела, как бродячие псы загрызают слабого и больного?
— Я видела, как пьяная толпа избивала какого-то господина. Он был трезвый и один, а их много и все пьяные.
— Тут, Дашка, страшнее. Ее довели до безумия и теперь, безумную, хотят загрызть.
— Кто?
— Безумцы.
— Вы ее хорошо знаете?
— Я в той своре, дочь.
— Вы, папенька, безумны?
— Похоже, что да. Все вижу, все понимаю, даже жалею — ничего не могу поделать. Безумец!
— Вы из-за этого выпиваете?
— В том числе.
— Вы хотите этой даме помочь?
— Да, но не знаю как.
Даша смотрела огромными вопрошающими глазами.
— Она лишняя, папенька?
— Ты о чем, Дашка?
— Однажды вы сказали, что вы лишний в этой жизни. Она тоже лишняя?
— Да. Видимо, да… Поэтому страшно жить в этой стране, среди этих людей.
— Помогите ей.
Отец удивленно повернулся к дочке, переспросил:
— Ты уверена?
— По-другому вы не сможете, папенька.
Он поцеловал ее в нос.
— Подумаю, Дашка. Непременно подумаю. И помогу. Либо ей, либо себе. Не знаю… Но кому-то определенно помогу.
Мадемуазель, бледная и растрепанная, проснулась довольно рано: день только начинался. Поднялась на мягкой и широкой постели, оглядела стены незнакомой квартиры, в полнейшем недоумении и растерянности сбросила ноги на пол, снова огляделась и осторожно двинулась в сторону большой комнаты, откуда доносился шум льющейся из крана воды.
Увидела возле моечной раковины Катеньку, спросила пересохшими губами:
— Где я? Что со мной?
— Вы, наверно, не помните, — приветливо улыбнулась прислуга. — Вас перевезли сюда ночью, когда вы спали. Потому и растерянны.
— Кто перевез?
— Граф Кудеяров.
— Петр?
— Константин. А помогал мой знакомый Антон.
— Налей воды.
Табба жадно опорожнила стакан, попросила прислугу:
— Можешь рассказать более внятно?
— Вы были выпивши, разбудить вас никак не удавалось, потому пришлось нести в пролетку.
— А почему сюда? Зачем понадобилось перевозить меня?
— Так велел граф. Сказали, что на вашей квартире больше оставаться нельзя. Будто что-то вам угрожает.
— Бред какой-то. Квартира чья?
— Графа.
— А ты как здесь оказалась?
— Заглянула на ту квартиру… сердце прямо-таки рвалось… застала там господина Кудеярова.
— Больше никто не знает, что я здесь?
— Антон знает.
— Кто такой?
— Мой знакомый. Извозчик… Я же сказала, он отвозил вас сюда.
— Надежный человек?
— Очень. Он ведь даже мне помог по работе.
Бывшая прима вскинула брови.
— По какой работе?
Катенька смутилась.
— Когда я ушла от вас, то вроде как бы оказалась на улице. Одна… А он поучаствовал и даже в ресторан устроил.
— Шустрая какая, — усмехнулась Табба, болезненно потерла виски. — Больше не сбежишь?
— Нет, клянусь. Даже если будете еще больше обижать, все одно не сбегу.
— И правильно сделаешь. Куда мы друг без друга?!
— Никуда, — согласилась прислуга. — Только Антона моего не гоните. Ладно?
— Влюбилась, что ли?
— Еще не влюбилась. Но он хороший… Добрый.
— Раз добрый, значит, глупый.
— Неправда. Он очень даже умный. Разве глупые помогают незнакомым людям?
— Глупые как раз только и помогают. — Мадемуазель поднялась, подошла к чемодану, к корзине с вещами. — Мое?
— Ваше. Что успела, собрала.
Хозяйка стала копаться сначала в корзине, затем в чемодане, подняла голову.
— Ты все собрала?
— Говорю же, только то, что схватила.
Табба снова перебрала вещи, расстроенно вернулась к столу.