Поначалу Фредерико привлекло именно ее остроумие. Он пододвинул стул и проиграл за ее столом больше получаса, улыбаясь ее шуткам и с восхищением отмечая, как она ловко и профессионально обращается с картами, как ее искрящиеся голубые глаза успевают следить за всем одновременно.

Как-то вечером Фредерико вызвал к себе менеджера отеля-казино и велел прислать Мойру в его номер — роскошные апартаменты в пентхаусе — для игры в карты. Мойра явилась при полном параде. Как только охранник Фредерико впустил ее в номер, она шутливо подняла руки.

— Постараюсь, чтобы вы получили удовольствие от игры.

— Никакой игры не будет, я просто хотел с вами встретиться.

Она подбоченилась.

— Послушайте, не в обиду будь сказано, я крупье. За это мне платят, и за этим я сюда и пришла. Если игры не предвидится, может, мой босс что-то не так понял…

— Я сказал ему, что хочу играть, но на самом деле мне хотелось с вами поговорить. Предлагаю отличное шампанское.

— Спасибо, не надо.

— А как насчет обеда?

— Я уже пообедала.

— Тогда, может, завтра?

Мойра поколебалась, потом хихикнула и призналась:

— Насчет обеда я соврала, я умираю с голоду. — И взяла бокал шампанского.

Живя в Лас-Вегасе, Фредерико продолжал встречаться с Мойрой, но, уезжая в Атлантик-Сити, не собирался поддерживать с ней отношения. В ожидании его отъезда Мойра проливала ручьи слез и ходила с красными глазами. Она чувствовала, что у нее из рук уплывает счастливый билет, крупный выигрыш, о каком она и не мечтала, и сознавала, что если срочно не предпримет какие-то очень радикальные меры, то потеряет его навсегда. Мойра подсчитала в долларовом выражении стоимость всех подарков, полученных от Фредерико, и ей стало дурно от мысли, что их поток прекратится. По крайней мере ей удалось вырвать у него обещание позвонить. В ожидании звонка Мойра просидела у телефона целую неделю.

Наконец Фредерико позвонил. Мойра проворковала в трубку, что она обнажена и они могут поиграть друг с другом по телефону. То обстоятельство, что она смогла завести его даже на расстоянии, настолько поразило Фредерико, что после нескольких ночей «секса по телефону» он послал за ней свой личный самолет. Мойра поняла, что зацепила его, и была полна решимости на этот раз не дать ему сорваться с крючка.

Фредерико еще не встречал женщины, которая бы ела так много, как Мойра. Сидя в огромной двуспальной кровати, она поглощала обильный завтрак, состоящий из яичницы с беконом, шоколадных пирожных с орехами и тостов с толстым слоем масла и смородинового джема, когда на прикроватной тумбочке зазвонил телефон. Мойра окликнула Фредерико, но тот был в душе и не услышал. Тогда она взяла трубку. Оказалось, что звонят из Рима, и на сей раз она крикнула так, что Фредерико услышал даже в ванной. Похожий на мокрого Будду, он вышел из ванной. Мойра протянула ему трубку и с полным ртом сказала:

— Тебя какой-то парень из Рима.

Фредерико грубо оттолкнул ее в сторону, взял трубку и сел на кровать. Некоторое время он молча слушал, потом рассмеялся, повалился на спину с трубкой в руке и заговорил на сицилийском диалекте. Из всего, что он говорил, Мойра поняла только одно слово: bambino. Проговорив, кажется, целую вечность, он попрощался, изобразил губами звук поцелуя и повесил трубку.

— Кто это был?

— Мой отец. И вот что, Мойра, заруби себе на носу: к телефону ты не подходишь.

— А если позвонят мне?

— Тебе тут некому звонить. Если я буду откуда-то звонить, предупрежу тебя заранее, но в остальное время ты трубку не берешь.

— Это еще почему?

— Потому что я так сказал. А теперь давай-ка одевайся, поедем покупать подарок моему брату, у него только что родился сын.

Фредерико был в отвратительном настроении. Пока они ходили по магазинам, он то и дело огрызался. В конце концов они купили серебряное зубное кольцо и серебряную крестильную чашу, отдали подарки граверу, чтобы тот выгравировал на них имя новорожденного, и пошли прогуляться по улице. Мойра молча просунула руку под локоть Фредерико.

— Мойра, ты понимаешь, что семья — это самое главное?

— Безусловно, понимаю. Я люблю детей, даже очень.

— Папа сам был похож на ребенка, такой гордый. Вообще мой отец — это нечто особенное, он бы тебе понравился.

— У вас большая семья? Сколько у тебя братьев?

— Всего два. Был еще один, но…

— Но что?

— Неважно, пошли забирать серебро, наверное, уже все готово. Есть хочешь?

— И ты еще спрашиваешь?

— Узнаю мою девочку.

— Правда, Фредди? Я правда твоя девочка?

— Ну конечно, а что, неужто тебе попадались в апартаментах другие?

— Нет, просто иногда мне кажется, что я тебе не так уж и нужна.

— Ты мне нужна, и покончим с этим, ладно?

— Ты серьезно?

— Чего ты еще от меня хочешь? Бумажки с подписью?

— Если хочешь знать — да. Я тебя люблю, и у меня нет никого другого, естественно, я хочу от тебя бумаги с подписью, а ты разве нет?

— Э-э… терпеть не могу эти разговоры, ну их в задницу.

— Хорошо, ты просто меня трахаешь, и это все, что я для тебя значу?

— Черт! Сколько раз тебе повторять, что я терпеть не могу, когда ты употребляешь такие слова!

— Тогда я твоя шлюшка, правильно?

Фредерико выругался. Он понимал, чего Мойра добивается: она хочет, чтобы он сделал ей предложение, а это никак не входило в его планы.

Мойра насупилась. Когда они забрали у гравера подарки, она спросила:

— Ты меня стыдишься?

— Господи Иисусе, Мойра, что на тебя сегодня нашло? Заладила одно и то же! Клянусь, я…

— Ты не хочешь на мне жениться?

— Давай замнем, ладно?

— Ладно.

Мойра сдержала слово и больше не возвращалась к этой теме, но перестала принимать противозачаточные пилюли. Через шесть месяцев она забеременела. Она долго не решалась сообщить новость Фредерико и сказала ему после того, как он завершил особенно тяжелые переговоры о покупке недвижимости. «Случайный» пожар в конце концов вынудил владельца сдаться, и Фредерико купил два обугленных склада по цене ниже рыночной. Его интересовали не строения, а только земля, на которой они стояли. Увидев, что он вернулся домой в хорошем настроении. Мойра решила, что подходящий момент настал.

— Я хочу тебе кое-что сказать, только пообещай, что не рассердишься. У меня будет ребенок.

— Тьфу, черт… ты уверена?

Мойра в слезах убежала в ванную и отказывалась выходить оттуда в течение примерно трех часов, пока Фредерико наконец не пообещал, что завтра получит специальное разрешение на брак.