Жилетка получилась просто загляденье: пестрая и нарядная, с добротными швами и аккуратно заметанными краями. Хеледика научилась шить еще в родной деревне, и если она вдруг утратит свою ведьмовскую силу – или останется без олосохарского песка, что равнозначно утрате силы, – сможет хотя бы наняться в портнихи.

Вечером она сунула жилетку в щель за комодом, но так, чтобы краешек торчал наружу. И прикрутила масляную лампу до слабого полумрака. После того, как у нее зародился план кого-нибудь выловить, она начала хныкать и жаловаться воспитательницам, что в потемках страшно, и в конце концов добилась того, что ей разрешили спать со светом.

Сквозь ресницы она наблюдала, приготовившись хоть всю ночь не смыкать глаз. Песчаные ведьмы видят в полутьме не хуже кошек.

Долго ждать не пришлось: в углу возле комода шевельнулась тень, и цветная тряпочка втянулась в щель целиком – словно мышь в норку юркнула.

– Видно, и эта обновка пришлась впору, – произнесла девушка вполголоса. – Надо бы еще и курточку сшить…

На стене снова появилась тень, очертаниями напоминавшая круглую голову в шапочке и с торчащими улиточьими рожками, но тут же, словно почувствовав чужой взгляд, боязливо исчезла, слилась с темнотой в углу.

Дальнейшие планы Змейки пошли прахом: назавтра ее перевели из карантина к остальным, и она почти все время была на виду. Курточку приходилось шить тайком, урывками. Вряд ли она смогла бы правдоподобно объяснить, для кого предназначен этот наряд, явно великоватый любой из приютских кукол.

– В другой раз не разевай рот на хозяйские пирожки! – сурово глядя на осунувшуюся физиономию исцеленного слуги, отчитывала Зинта. – Мало ли что в них понапихали… Не тебе – значит, не тебе. А ну как меня бы рядом не случилось?

Пациент молчал, время от времени пристыженно хлопая жиденькими ресницами. Деревенский парень, честный, но падкий до господских кушаний – уж очень ему хотелось все перепробовать. Вот и допробовался.

Отослав его, лекарка извелась от беспокойства: уж сколько времени прошло, как Эдмар отправился искать Тимодию, хотя раньше он говорил, что благодаря ритуалу с куплей-продажей за один золотой в два счета сможет найти ее где угодно. Сгустились сумерки, слуга зажег во дворе желто-оранжевые сиянские фонари, похожие на цветы физалиса. По многолюдному в этот час бульвару Шляпных Роз протянулось двойное ожерелье вечерних огней.

Наконец послышались восклицания сидевших на балконе гаремных девушек, и она бросилась к окну. Эдмар ушел из дома Вратами Хиалы, а вернулся по-людски, в наемной коляске, и Тимодию, хвала богам, обратно привез.

Смертельно бледная, с ног до головы перемазанная, косички растрепаны. Она шла мимо розовых клумб с видом преступницы, которую ведут на эшафот. Зинта расстроенно вздохнула: ну кто бы ждал от этого ребенка такой странной и жестокой выходки?

Когда они переступили порог гостиной, ярко освещенной магическими лампами в виде хрустальных бутонов, лекарка встрепенулась: это же не грязь, это кровь… Но кровь не ее и, похоже, вовсе не человеческая, а у девочки лишь царапины и синяки, да еще несерьезный ушиб.

«Надеюсь, это не Эдмар ее поколотил?..»

Рядом с обитой светлым шелком мебелью и настенной росписью, изображавшей тонко прорисованные побеги бамбука, Тимодия была похожа на маленькое растерзанное привидение. Глаза потухшие, но сухие. Уж лучше б она плакала.

– Барышню отмойте и переоденьте, – распорядился маг. – И поосторожней, у нее ядовитое жало.

– Где ты ее нашел? – спросила Зинта, когда служанки увели девочку.

От волнения она говорила шепотом.

– В катакомбах, у волшебного народца. Негодяйке повезло, я уже сорвал злость на гнупи, поэтому не буду превращать ее в крысу и угощать оставшимися пирожками.

– Я надеюсь, ты и так не стал бы этого делать, – с упреком заметила лекарка.

– Честно говоря, вначале хотел напугать, но передумал. Я ведь благодаря этому безобразию наконец-то узнал, что произошло после того, как я покинул Сонхи. В компании тварей, которые собирались поужинать моим злополучным приобретением, был крухутак, и в обмен на свою жизнь пернатый мешок знаний все рассказал. Грустная там вышла история, но я почему-то не удивлен. Надо же было додуматься – в том состоянии, в каком он тогда находился, уйти из мира Вратами Хаоса! Дико, но вполне в его духе.

При упоминании о Вратах Хаоса Зинта внутренне содрогнулась, но спросила о том, что сейчас было важнее:

– Как ты поступишь с Тимодией?

– Для начала выясню, почему она отколола такой номер. Она не была зачарована, это я определил по дороге. Полностью сознавала, что делает. Кстати, еще вопрос, где она раздобыла крысиный яд… А отравленного остолопа уволю.

– За то, что съел твой пирожок?

– За то, что забился помирать в дальний чулан, вместо того чтобы предупредить меня.

– Он сильно боялся, что ты прогневаешься из-за пирожка…

Эдмар фыркнул.

– Это дурня не извиняет. Насчет его дегустаторских увлечений я давно уже в курсе, хотя замечаний не делал: если понадобится, прислугу всегда можно поймать на таких грешках и разыграть интересную тебе партию. Однако то, что он промолчал, когда у него скрутило кишки, – непростительно. Слишком он глуп и недальновиден, чтобы я позволил ему оставаться в этом доме и продолжать жрать мои деликатесы.

– Если б я не успела, он бы умер.

– Невелика потеря. А что нашло на Тимодию, могу только теряться в догадках. Накануне мы купили ей платье и на обратном пути мило побеседовали – сделали первый шаг к тому, чтобы подружиться. Я ее не обижал и не пугал, не давал никаких поводов…

– Может, ты сказал что-нибудь такое, что она превратно поняла? Если б я ездила с вами, я бы, может, заметила.

– О, тебе, безусловно, стоит время от времени выбираться в модные магазины, но ты, как обычно, носилась по трущобам в поисках страждущих, вот мы и поехали без тебя. И ничего не так я не говорил. Наоборот, старался не спугнуть ее.

– Тогда, может, кто-то другой ей про тебя чего сболтнул?

– Вот и хотелось бы узнать, кому сказать спасибо за пирожки.

Он налил себе и Зинте в хрупкие чашечки холодного горьковато-лимонного чаю. Такое впечатление, что и раздосадован, и заинтригован – берет верх то одно, то другое.

Эдмар не принадлежал к числу тех, кто любую свою эмоцию постарается спрятать. Наоборот, делал из них настоящий театр, на который стоило посмотреть, однако это не мешало ему скрывать то, что и впрямь лучше не выставлять на всеобщее обозрение. Он ведь и в Молоне жил припеваючи, хотя вовсе не был доброжителем – сбежать оттуда им пришлось не из-за его похождений, а потому, что его, как древнего мага, решили забрать в Накопитель.

Допивая чай, лекарка вновь призадумалась над затерянной среди каракулей в заветной тетрадке подсказкой Госпожи Вероятностей. Не раз перечитывала, но пока никакого толку. Не осенило. А Эдмар – неисправимый игрок и повсюду разводит театр, как его убедить, что жизнь не игра…