Соммерсет ухватил его за шпору и подтащил к себе. Раненый застонал.

– Ты живой или как?

– Живой, ваше благородие…

– Куда тебя угораздило?

– В плечо…

Соммерсет провел рукой и нащупал хвостовик под наплечником.

– Ага, вот он… Сейчас легонько потащу, а ты скажешь – есть засека или нет?

– Тяните… ваше благородие… – простонал раненый.

Соммерсет потянул.

– Ох! – выдохнул раненый. – Дергайте, ваше благородие… нет засеки…

Капитан дернул, и тонкий арбалетный болт оказался в его руке. Зато раненый лишился чувств. Впрочем, скоро он пришел в себя и сел.

– Граф Стиглиц приехал… Вас позвать велел.

– Где он?

– Карета за углом, позади дворика.

Соммерсет вздохнул, бросил взгляд на зловещее затемненное окно и сказал:

– Штецин, я ненадолго отойду!

– Я слышал, ваше благородие.

– Смотрите тут в оба. Скоро буду.

Оставив спасительный столб, капитан забежал за угол и почти столкнулся с охранниками его сиятельства, шедшими перед своим господином.

– Стойте! – сказал он, когда в темноте перед ним блеснули мечи.

– Опустите мечи, это Соммерсет, – услыхал капитан скрипучий голос графа.

Охранники расступились, и граф шагнул вперед, одетый в сверкающую кирасу, прикрытую сзади темным плащом.

Блестящая броня словно приглашала меткого стрелка испытать удачу.

– Что тут у вас такое, капитан, поймали верденских бунтовщиков?

– Еще нет, ваше сиятельство, но у нас уже есть потери. Семеро раненых – двое тяжелых…

– Кого это волнует, капитан? Мне нужны списки бунтовщиков, вам это понятно?

– Понятно, ваше сиятельство, и как раз сейчас я собирался отдать приказ начать приступ – со стороны дверей и окна. Лестницы мы уже приготовили.

– Они что же, стреляют?

– Стреляют, ваше сиятельство, и, несмотря на темноту, весьма метко.

– Ну так я их не боюсь, мы все в кирасах. Ведите меня, я буду лично руководить приступом.

– Ваше сиятельство, ваша кираса хорошо видна в темноте, а он стреляет из пехотного мизонина… Только что поразил солдата через дубовые доски накладного забора, так что кираса вас не защитит.

Граф помолчал, потом спросил:

– Где начинаются ваши позиции?

– За этим углом, ваше сиятельство.

– На чердаке люди есть?

– Имеются, ваше сиятельство, но в приступе они участия не примут – в апартаменте, где засели бунтовщики, нет выхода на чердак.

– Плевать на выход, Соммерсет! Прикажите затащить на чердак колоду, и пусть обрушат ее на потолок – либо они его сразу проломят, либо отвлекут внимание, когда начнется приступ.

– Я… – капитан развел руками, лихорадочно соображая, откуда взять колоду.

– Возьмите колоду у рубщиков мяса, такая имеется при каждой кухне!

– Конечно, ваше сиятельство, я немедленно распоряжусь! – торопливо закивал капитан, стыдясь, что не додумался сам до такой простой вещи.

Оставив графа, Соммерсет убежал выполнять приказ, а его сиятельство постоял еще немного, а затем, полуобернувшись, спросил:

– Мессир Гальяно, вы могли бы сбить этого молодца?

Из-за спин телохранителей вышел невысокий человек в простом темном камзоле и встал рядом с графом.

– Меня пугают не столько потери, хотя это лучшие люди департамента, сколько возможность того, что в этой свалке человека из Вердена могут убить.

– Чтобы сказать точнее, я должен увидеть это окно, граф.

– Хорошо, давайте подойдем вместе, мессир.

Они сделали еще десяток шагов и оказались возле угла. Граф выглянул на пару мгновений и вернулся за угол. Мессир оставался на открытом месте в течение полуминуты, Стиглиц даже забеспокоился, что ночной стрелок его заметит.

Однако обошлось, мессир Гальяно вернулся и сказал:

– У этого человека есть защита.

– Защита? Что за защита?

– Пока не ударю, не пойму.

– Ну так ударьте, мессир. Только мне нужно, чтобы он остался жив.

– Он останется жив в любом случае.

– Хорошо, мессир, ударьте, а мы отойдем на двадцать шагов – этого будет достаточно, чтобы не помешать вам?

– Да, граф, вполне достаточно.

Стиглиц повернулся к своим телохранителям и нетерпеливо махнул рукой, показывая, что нужно отойти. Отряд отодвинулся ровно на двадцать шагов, и граф Стиглиц, встав во главе его, принялся покорно ждать, когда мессир нанесет удар.

Работа подобных умельцев всегда была ему интересна, однако за их искусством он предпочитал наблюдать со стороны.

Какое-то время мессир Гальяно стоял сосредоточиваясь, а затем – граф едва не пропустил этот момент – он выбросил руки вперед, нанося удар по невидимому противнику.

Стиглиц оставил телохранителей и осторожно приблизился, а мессир снял шляпу, провел рукой по волосам и снова надел ее.

– Он жив, и у него хорошая защита.

– Чья защита, удалось узнать?

– Да. Это габинчийский амулет. Ни купить, ни украсть его невозможно.

– Та-а-ак, – протянул граф. – А каким же боком тут Габинчи участвуют и зачем им это?

– Этого я не знаю, граф. А теперь позвольте мне вернуться на квартиру.

– Но я могу подвезти вас, мессир, скоро все кончится, и мы поедем.

– Не нужно. Тут недалеко, к тому же мне нужно пройтись.

– Как пожелаете, мессир, – согласился Стиглиц. Он знал, что даже в ночном городе Гальяно ничего не грозит, и он часто уходил по своим делам, ни перед кем не отчитываясь.

Внезапный и жесткий удар оторвал Галлена от подоконника, перенес через комнату и швырнул в противоположную стену.

Арбалет улетел в угол, едва не попав в Ригарда, а один из болтов выскочил из зажима и, подпрыгивая, поскакал к ногам Клауса.

Ударившись о стену, Галлен потерял сознание, и на какое-то время воцарилась жуткая тишина. Клаусу показалось, что их единственный защитник убит, и Ригард, видимо, решил то же самое. Но вскоре Галлен зашевелился и сел.

– Все живы? – спросил он как ни в чем не бывало.

– Живы, ваше благородие, – хрипло ответил Клаус, сжимая во вспотевшей ладони рукоять даги.

– Тогда – к оружию. Сейчас будет приступ.

Ригард подал Галлену арбалет, Клаус – вылетевший болт, и вскоре их хозяин снова занял позицию у окна.