— Наши торговцы будут рады их видеть.

— Так же, как и мои люди будут рады видеть здешних торговцев, я могу это пообещать.

Кортхак увидел проблеск недоверия в ее глазах, и подумал, не прозвучали ли его слова слишком снисходительно.

— Тебе удалось продать драгоценные камни по хорошей цене?

— Трудно сказать, госпожа Трелла. Некоторые из моих образцов ушли довольно быстро, но другие… — он пожал плечами. — Я не уверен. До тех пор пока не поживешь достаточно долго в каком-либо месте, трудно сказать, какая именно сделка удачна. Я еще не уяснил, что здесь считается справедливой ценой. Вот почему я продолжаю внимательно присматривать за своими людьми, чтобы убедиться, что их не одурачат.

И сбывая тем временем большую часть своих камней за куда меньшую сумму, чем они в действительности стоят.

— Ты хорошо выучил наш язык, достопочтенный Кортхак. Ты говоришь всего лишь с легким акцентом. Трудно поверить, что ты сумел выучить его так быстро.

— Торговец должен владеть многими языками, ты наверняка и сама это знаешь. И помимо того, что я занимаюсь торговлей, я провожу большую часть дня, изучая ваш язык и ваши обычаи.

Кортхак сунул руку под рубаху.

— Но я чуть не забыл, — он вынул маленький хлопковый кошелек, затянутый тонкой полоской темной кожи. — Это тебе, госпожа Трелла. Подарок из египетской земли.

Он протянул кошелек, наблюдая, как ее проворные руки развязывают узел и вытряхивают содержимое на ладонь. В неярком свете блеснул изумруд размером с большой палец мужчины, ограненный в форме куба, прикрепленный к толстой золотой цепочке.

— Почтенный Кортхак, это… Я никогда раньше не видела такого камня.

Кортхак расслабился, когда хозяйка дома уставилась на драгоценность, завороженная его глубоким зеленым цветом.

«Так и должно было случиться», — подумал Кортхак. Эти земли давали очень мало изумрудов, да и те были в основном маленькие и плохого качества. Он не забыл снять эту драгоценность с шеи жены богатого торговца в Египте. Стоя на коленях, та умоляла не забирать ее любимое украшение, поэтому он протянул его обратно, наблюдая, как глаза ее наполнились благодарностью.

Он позволил ей подержать ожерелье минутку, прежде чем вонзил меч ей в живот. Потом отобрал камень снова и помахал им перед ее лицом, а она смотрела, как кровь ее пятнает землю — пока не умерла.

— Это красивый камень, госпожа Трелла. Кто еще в Аккаде должен иметь его, если не ты?

— Я польщена, но не могу его принять. Он слишком дорогой.

— Госпожа Трелла, я настаиваю. У меня есть и другие драгоценности, такие же прекрасные. Если ты будешь носить этот камень, это поощрит других женщин Аккада покупать мои драгоценности. И, может быть, если мне понадобится помощь в том или ином деле, я смогу обратиться к тебе.

Кортхак наблюдал, как глаза ее задержались на камне. Он знал: не существует женщины, которая смогла бы отвергнуть такой подарок. Женщинами всегда было легко манипулировать.

Трелла мгновение пристально смотрела на камень, потом вернула его в кошелек.

— Это слишком, но я благодарю тебя за подарок. Это самое красивое ожерелье, какое я когда-либо видела.

Она повернулась к нему и подарила ему улыбку, полную тепла, которого он никогда не видел прежде.

— Но, благородный Кортхак, я не буду его носить, пока не родится ребенок. Иначе боги могут возревновать.

Кортхак скрыл свое разочарование. Он бы предпочел, чтобы она хвасталась украшением на сегодняшнем пиршестве, оповещала всех о его подарке и о том, что Кортхак занимает особое положение. Но вообще-то это было не так уж важно. Он все равно скоро заберет камень обратно, и, когда это случится, Кортхака будет не так легко уговорить.

— Да принесет тебе ребенок великое счастье, госпожа Трелла.

«Пока он жив», — подумал Кортхак.

На другом конце Аккада ни одна лампа не горела в питейном доме Таммуза.

Солнце село несколько минут назад, но в кои-то веки в заведении было пусто. Обычные посетители ушли, чтобы урвать часть еды и выпить эля, который сегодня рекой тек в честь Иштар благодаря госпоже Трелле. Некоторые попытаются поживиться добром, оставшимся без присмотра, когда хозяева добра размякли от чрезмерной выпивки.

Эн-хеду слышала на улице смех и громкие голоса, то затихающие, то становящиеся громче: люди сновали туда-сюда.

Так как посетителей не было, Эн-хеду спросила Таммуза, не закроет ли он заведение на несколько часов. Таммуз предложил прогуляться по улицам и повеселиться вместе с толпой, но Эн-хеду попросила его подождать. Она покинула их комнату, ушла в общую, закрыла там наружную дверь и заложила на засов.

Когда она вернулась в спальню, Таммуз начал вставать из-за стола.

— Нет, не вставай. Я хочу, чтобы ты кое-что сделал для меня, — начала Эн-хеду, выговаривая слова чуть быстрей, чем хотела.

Здесь было достаточно света, чтобы она увидела озадаченное лицо своего хозяина.

— А что тебе нужно?

Она встала прямо перед ним.

— Я хочу, чтобы ты взял меня в постель.

Эн-хеду выдавила эти слова через силу, и теперь их уже нельзя было взять обратно. Она стащила через голову платье и встала перед ним — их не разделял даже один шаг.

Таммуз видел ее без одежды много раз, но она никогда не выставляла себя вот так напоказ, никогда не стояла перед ним просто для того, чтобы он на нее смотрел. И наслаждался.

Она глубоко вздохнула и слегка раздвинула ноги.

Глаза юноши ласкали ее тело, задерживаясь на грудях и на холмике волос под животом.

— Эн-хеду, — начал он. — Ты уверена…

— Да, я уверена. Мне нужно быть твоей женщиной, чтобы доставить тебе удовольствие богов и чтобы дать тебе детей. Но еще больше мне хочется сделать тебе приятное. Ты хороший человек, и я хочу остаться с тобой навсегда.

Таммуз встал и обнял ее здоровой рукой.

— Ты никогда не оставишь меня, Эн-хеду. Я хочу, чтобы ты всегда была со мной. И ты не обязана…

Она подалась ближе и поцеловала его, долгим поцелуем, который заставил его замолчать. Он сжал в ладони ее грудь, заставив ее задохнуться от удовольствия.

— Твоя одежда, хозяин, — сипло сказала она, чувствуя, как волна наслаждения пробегает по ее телу.

У нее слегка кружилась голова, и она подумала: вдруг она упадет, когда Таммуз отпустит ее? Она повела его к кровати, потом помогла ему раздеться, и ее пальцы двигались неуклюже, не с обычным проворством. Потом они упали на постель, голова ее плыла от новых ощущений. На этот раз он поцеловал ее, и что-то пронзило ее, как язык пламени. Она почувствовала, как между ног становится все влажней, и незнакомая вспышка тепла последовала за этим, возбудив ее еще больше.