Пупс психанул:

— Перестань, Соня, стыдно слушать. Начиталась, понимаешь,книжек.

— Книжек не читаю, ты забыл, я их пишу, — напомнила я.

— Значит, еще хуже, написалась книжек и выпала изреальности. Да кто в наше время станет двойника мне совать? Зачем? Гораздопроще вставить в мой зад паяльник, и я все, что захочешь, подпишу. Никакойинсценировки не было. Просто я заболел, а вы благополучно рассвистели это повсему городу, вот в плохие уши и попала информация эта. Умные люди смекнули,что можно воспользоваться моей болезнью, и начали низкий шантаж.

Я растерялась. Вроде он и прав, во всяком случае, спаяльником.

— Христа ради, Вить, скажи, что это за документы?

Он лишь головой покачал.

— Ну хорошо, миленький, тогда скажи — это долгий процесс? Тыподпишешь, и все? Они деньги, что ли, снимут? — взмолилась я.

— Нет, не деньги и не все. Попозже еще моя подписьпонадобится. Вообще-то вся процедура растянется месяца на полтора.

— Вот тебе и ответ! — обрадовалась я. — Ты что же, полторамесяца в заду с паяльником ходить будешь?

Нет, Вить, им запугать тебя здорово надо было, чтобы ты всеих желания выполнил. Видимо, на карту поставлено много, раз не поленились ониВаню втянуть, двойника подсунуть и целую комедь разыграть. И получилось у них,кстати, все неплохо. Я бы посоветовала тебе обратиться в милицию, а пока тамразбираться будут, на рыбалку с проктологом поехать.

— Я не поеду, — заявил Пупс. — Ты видела этот народ? Кстати,я не уверен, что это я — Розу. Нет, Соня, двойник там у них или я сам чокнулся,но подпишу.

Иначе не отстанут от меня.

— Ты точно с ума сошел! — заламывая руки, воскликнула я. —Витя, умоляю, не подписывай.

Похоже, он был даже растроган моими переживаниями.

— Хорошая ты женщина, Соня, — украдкой смахивая слезу,сказал Пупс.

— Конечно, хорошая, — легко согласилась я. — Так не тяни изменя жилы, видишь же, на нервах вся. Ты же мне не чужой, пока муж Розы.

— Успокойся, — сказал он. — Я, собственно, ничем не рискую.Преступления в том, что я сделаю, нет.

Уволят меня, это точно, на этом дело и заглохнет. И побумагам этим они материального ущерба не нанесут никому, разве что толькоморальный.

— Точно не нанесут? — спросила я.

— Точно, — заверил Пупс. — Мероприятие, в обшем-то,невинное. Так, фирмочка развалится одна, их конкурент, и все.

— Но тебя-то уволят?

— Уволят, обязательно уволят, но я без работы остаться небоюсь. Меня уже давно зовут в другую фирму, и платят больше там, и работыменьше, а уж то, что там лучше, чем в тюрьме, так это, как говорят некультурныелюди, сто пудов.

— Что-то уж больно хорошо у тебя все получается, —засомневалась я. — Ну, да ладно, как знаешь, тогда я пошла.

На самом деле я сдаваться не собиралась. Какая-то силаподгоняла меня дельцу этому помешать. Уж такой я хороший человек.

«Умру, — подумала я, — а не дам подписать те бумаги».

Вырвавшись на волю и простившись с Пупсом, я отправилась кАрхангельскому.

«Он-то не открутится у меня», — подумала я, останавливаясь уего двери и с трудом переводя дыхание, поскольку, конечно же, не работал лифт.

Я нажала на кнопку звонка и секундой позже получила шок. Напороге стояла Маруся. Она открыла дверь и, увидев меня, почему-товознегодовала. Потом успокоилась и сказала:

— А-а, это ты старушка, хорошо, что я вовремя поняла, а тоуже кулаки у меня зачесались, как увидела, что баба к Ване моему.

Я тупо смотрела на Марусю, силясь понять, как узнала онаадрес Ивана Федоровича, когда мне до сих пор казалось, что адрес этот я держу встрожайшей тайне.

— Ну что стоишь тут прямо вся? — удивилась Маруся. — Разпришла — проходи.

Я прошла. Маруся закрыла за мной дверь на ключ, ключ жеспрятала в своем декольте.

— Пошли, мы на кухне, — сказала она, и я поплелась за ней.

На кухне действительно сидел Иван Федорович. На столе стоялабутылка водки, начатая едва-едва.

«Значит, вовремя приехала», — порадовалась я, усаживаясь наподоконник, поскольку больше было некуда.

— Вот, Ваня почти весь уже меня простил, — сказала Маруся, —да только возвращаться почему-то не хочет. Заладил: потом да потом. А чтождать-то? Я прямо вся его сегодня и забрала бы.

— Нет, Машенька, нет, — мрачнея и отводя в сторону глаза,возразил Архангельский.

— Маруся, а как ты его нашла? — переполняясь удивлениемспросила я.

Маруся хлопнула себя по лбу и воскликнула:

— И ты еще у меня спрашиваешь, старушка! Гналась же за этимПупсом твоим, а он шмыгнул сюда…

Епэрэсэтэ! — вдруг взвыла она. — Совсем я тут с вамизаболталась! А где же Пупс?

Услышав такое, я обезумела: сорвалась с подоконника,схватила Архангельского за грудки и начала его трясти, приговаривая:

— Так это ты натравил двойника на Пупса! Так это тынатравил!

Архангельский так растерялся, что начал жалобно лепетать:

— Он же безвредный, он же никого не убил и убивать несобирался. Это так, чтобы попугать немного.

Маруся хлопала глазами, силясь что-нибудь понять.

Мне лишь оставалось надеяться на ее бестолковость, надеятьсяи радоваться ей.

— Попугать? — не теряя времени, возмутилась я. — Зачем наспугать? Думаешь, жизнь с этим плохо справляется, еще и ты пристроился. И не такэто все безобидно. Уже есть жертвы.

Глаза Архангельского наполнились ужасом.

— Какие жертвы? — закричал он.

— Роза и" Тося. Пошел второй круг. Они в той жепоследовательности получили сотрясение мозга, в какой были шляпки, стрелы икартины. После Тоси на очереди Лариса, и кто знает, не проломит ли ваш двойникей череп. Кстати, после Ларисы идет Маруся.

Архангельский беспомощно воззрился на Марусю.

— Да, я прямо вся за Ларисой иду, — по-прежнему ничего непонимая, подтвердила та.

— Что же они делают, сволочи! Так же не договаривались! —прорычал Архангельский, после чего начало твориться совсем уже невообразимое.

Архангельский понесся в комнату, а оттуда выскочил Пупс.

— Я только из арбалета! — завопил он. — Только бабки занимали из арбалета стрелял, все как договаривались. Картины — тоже моя работа, а поголове я никого, слышь, Вань, никого!