Я повернулась и направилась к двери. Мои шаги были медленными и болезненными, но мне удалось не хромать и не морщиться. Я бы сделал это, как только Эллиот скроется из виду.

— Фелисити? — позвал он.

Я выпрямила спину, прежде чем оглянуться через плечо.

— Да?

— Он заслуживает кого-то получше.

Мои глаза наполнились слезами, и я отвернулась, чтобы он не увидел моих слез.

— Наверное, вы правы, — сказала я, — но я его не отпущу.

Эллиот усмехнулся.

— Эгоистка. Точно такая, какой ты всегда была. Скажи мне, если бы он вернулся домой из Ирака в мешке для трупов, тебя бы это волновало?

Ой. Одна слеза упала, и ее место заняли три. С дрожащим подбородком я продолжала выходить из сарая и обходить его сбоку. Когда я поняла, что Эллиот меня не слышит, я прикрыла рот, чтобы заглушить сдерживаемые рыдания. Слезы текли по моему лицу, пока я боролась с желанием заплакать в тишине.

Когда я услышала, как за мной закрылась дверь сарая, я сделала несколько прерывистых вдохов, вытирая глаза, а затем, прихрамывая, вошла в дверь Сайласа.

— Фелисити?

— Привет, — сказала я, когда он появился в коридоре. — Ты встал. Ты чувствуешь себя лучше?

— Немного. Где ты была?

— Я ездила с твоим отцом, чтобы доставить эти блоки соли. — Я улыбнулась и попыталась притвориться, что это был лучший день в моей жизни.

Его рот приоткрылся.

— Что?

— Я разбита. Не возражаешь, если я быстренько приму ванну, прежде чем приготовлю ужин? — Я не стала дожидаться его ответа, прежде чем проскользнуть в ванную и закрыть дверь.

Снова оставшись одна, слезы вернулись. Мои руки протестовали, когда я стаскивала свою футболку цвета хаки, я изо всех сил пыталась снять ботинки со своих распухших ног, и когда я стягивала джинсы, я не смогла удержаться от крика, когда они отлипли от моих бедер.

Я прикусила губу, чтобы Сайлас не услышал, но вскоре его руки обвились вокруг моей груди.

— Что не так?

Я шмыгнула носом.

— У меня болят ноги.

— Насколько все плохо?

— Пустяки. Со мной все будет в порядке, — солгала я.

Он вздохнул и отпустил меня, опускаясь на колени, чтобы помочь мне снять джинсы. Пока он осматривал мои бедра, складка между его бровями становилась все глубже.

— Они практически полностью стерты.

Действительно, моя кожа была натерта ярко-красным и слегка кровоточила в паре мест, а рядом с коленом, где шов джинсов натирал особенно сильно, был один маленький волдырь.

— Давай. — Сайлас схватил меня за руку и потащил к ванне.

Пока он включал воду, я сняла лифчик и трусики. Затем, держась за его руку, чтобы не упасть, я погрузилась в горячую воду. Поморщившись, когда вода коснулась моей огрубевшей кожи, я сделала несколько глубоких вдохов, пока боль не утихла.

— Лучше, — вздохнула я и закрыла глаза, прислонив голову к прохладному металлическому краю.

— Что случилось? — Сайлас придвинул табурет и сел рядом со мной, нежно поглаживая большим пальцем мое лицо.

— Просто слишком много часов провела в седле. Это была долгая поездка, и я все время соскальзывала.

— Это седло тебе идеально подходит. Почему ты соскальзывала с него?

— Ну, мне пришлось воспользоваться твоим седлом, потому что твой отец сказал, что мое не подойдет для Куража.

Его рука замерла.

— Ты сегодня ездила на Кураже?

Мои глаза открылись. Челюсть Сайласа была плотно сжата, когда он запустил руки в волосы.

— А нельзя? Твой папа сказал, что Лулу была на пастбище.

— Так и есть, но папа должен был пойти за ней. Никто не ездит верхом на Кураже, кроме меня. Он не любит незнакомцев, и нам чертовски повезло, что он тебя не сбросил. Что-то, что папа, черт возьми, точно знает. — Его голова опустилась. — Я должен был поехать с ним сегодня.

— Ты болен, Сайлас. — Даже после целого дня отдыха его кожа была бледной, и он выглядел измученным.

Он покачал головой.

— Это все равно должен был быть я. Мне не нравится, что ты могла пострадать, и папе лучше собраться с силами, потому что он зашел слишком далеко.

Гнев Сайласа был на подъеме. Он начал ерзать на табурете, сжимая и разжимая кулаки.

— Хей. — Я брызнула несколькими каплями воды ему в лицо. Его глаза встретились с моими, когда он вытер их. — Я в порядке, и сегодня не тот день, чтобы ссориться из-за этого с твоим отцом. А пока оставь это в покое.

Его лицо из сердитого превратилось в страдальческое.

— Ты могла пострадать, Лис. И что бы я тогда делал?

Мое сердце растаяло от его заботы.

— Эй, я в порядке. Если ты хочешь напасть на своего отца из-за этого, я не собираюсь тебя останавливать. Он не должен был подвергать меня опасности, но, малыш, ты должен держать свой характер под контролем. Все эти споры не работают. Может быть, пришло время попробовать другую тактику.

Он на минуту задумался над моими словами.

— Может быть.

— Кураж был великолепен сегодня. Он был нежен и медлителен. Как будто знал, что я борюсь, и хотел облегчить мне задачу.

— Может быть, он знает, что ты особенная.

Я улыбнулась.

— Может быть.

— Ты знала, что я назвал его в твою честь?

Я вздрогнула от неожиданности.

— Назвал? Почему ты выбрал Кураж20? — Я могла бы придумать много-много более точных слов, чтобы описать себя.

— Ты помнишь поездку, которую мы все совершили на озеро, когда были детьми? Путешествие с прыжками со скалы? Я думаю, это было как раз перед моим выпускным классом.

Я снова закрыла глаза, расслабляясь под успокаивающий, глубокий голос Сайласа.

— Да. Это было летом перед тем, как я пошла в старшую школу.

— Ты была единственной девушкой.

Я открыла глаза и плеснула еще воды.

— Кое-что, о чем ты, Уэс и мой брат не упомянули, пока мы не приехали туда, и я не увидел все мужское население школы Прескотт.

Он усмехнулся.

— Мы знали, что иначе ты бы не пришла.

— Ты прав насчет этого. Помнишь, как все просто стояли вокруг? Я подумала, что было так забавно, что все эти большие, крутые парни вышли, чтобы прыгнуть в воду, но никто этого не сделал.

— Только Джесс. Он был первым, кто прыгнул. Потом я. Потом Уэс.

В тот день мое сердце было где-то в горле. Увидев, как мой брат и два его лучших друга катапультируются с этого скального выступа в темную воду сорока футами ниже, я испугалась до полусмерти.

— Я был так горд, когда ты прыгнула, — сказал Сайлас. — Когда мы плавали внизу, мы слышали, как парни