идти? Может быть, мы могли бы выпить кофе. Мне бы не помешало немного кофеина.

Она не ответила, просто продолжала смотреть в окно на Мэйн-стрит.

— Мама? — Я позвала снова, но она не пошевелилась.

Черт возьми. Я надеялась, что лекарство, которое она принимала, предотвратит эти моменты, и, похоже, оно помогло. Только не сегодня.

— Мама? — Я легонько потрясла ее за плечо.

Ладно, странно.

Это было по-другому. Она моргала и, казалось, слышала меня. Это было совсем не похоже на ее обычные эпизоды. Это было похоже на то, что она игнорировала меня.

Почему, я понятия не имела, но спрашивать не стала. Может быть, она была раздражена тем, что я заставила ее рассказать историю об отце.

Поскольку мы никуда не спешили, я встала рядом с ней и выглянула наружу, люди спокойно занимались своими делами за стеклом витрины. Улица была полна людей, наслаждавшихся прекрасной майской погодой. На самом деле я была удивлена тем, насколько оживленной была Мэйн-стрит, учитывая, что было воскресенье и открыта была только половина магазинов. Туристический сезон, казалось, начинался рано и с размахом.

— Мама? — снова спросила я. — Ты готова?

Она улыбнулась и повернулась в мою сторону.

— Да. Пошли.

— Не хочешь кофе?

Взглянув через мое плечо на часы, она покачала головой.

— Нет, спасибо.

— О, ладно. Тебе нужно где-то быть?

— О, нет. Я, эм, просто чувствую, что сегодня днем хочу пойти другим путем. Как насчет того, чтобы прогуляться в хозяйственный магазин?

Я пожала плечами.

— Конечно. Мне бы не помешала еще одна пара кожаных перчаток. — Те, что Сайлас подарил мне на Рождество, почти износились, и я хотела что-нибудь без подкладки для жарких летних дней.

Когда мы медленно брели по тротуару, я услышал женский шепот:

— Вот она.

Кто, я?

Я оглянулась через плечо в сторону голоса. Пожилая женщина наклонила голову и избегала моего взгляда. Я понятия не имела, кто она такая. Странно. Я продолжала идти, но замедлила шаг, когда каждый человек, мимо которого мы проходили, продолжал пялиться на меня.

В Прескотте не было ничего необычного в том, чтобы смотреть в глаза и говорить «привет», проходя мимо людей на тротуаре, но это было более чем странно. Смотрели не только прохожие. Казалось, все смотрели на меня. На другой стороне улицы мужчина что-то прошептал своему спутнику, а затем оба мужчины действительно указали на меня. Внутри одного из магазинов две женщины высунули головы из дверного окошка, чтобы поглазеть.

Какого черта?

Почему люди говорили обо мне? Я посмотрела на свою одежду и убедилась, что на моей рубашке нет ни дырки, ни пятна. На моей заднице ничего не было и к ботинку ничего не прилипло. Никаких козявок у меня из носа не свисало.

Это означало, что что-то взбаламутило мельницу сплетен. Чертовски фантастично. Как раз то, в чем я не нуждалась. Еще больше сплетен. Что я натворила на этот раз? Кого я разозлила?

Моим первым предположением был Эллиот. Он был членом кофейного клуба Прескотта, группы стариков, которые собирались каждое утро за кофе и сплетнями. Возможно, поскольку у него были проблемы с тем, чтобы выгнать меня с ранчо, он решил вместо этого попытаться выгнать меня из города.

— Во она идет. — Еще один шепот.

— Мама? — Может быть, она слышала слухи и могла бы дать мне ключ к разгадке. Когда она не остановилась, я позвала снова и подошла ближе к ней. — Мам, ты слышала какие-нибудь слухи обо мне в последнее время? Люди странно на меня смотрят.

— Э-э, нет. — Она избегала зрительного контакта и зашагала еще быстрее.

Нехороший знак.

Я последовала за ней и почувствовала, как мое отдыхающее сучье лицо встало на место. Если бы эти люди хотели судить обо мне на основании слухов, то, по крайней мере, у меня была бы какая-то броня на месте.

— Подожди секунду, — сказала мама, когда мы дошли до пешеходного перехода.

— Нет. — Я начал переходить улицу, но она схватила меня за руку и потащила обратно на тротуар. — Ладно. Что происходит? Ты странно себя ведешь.

Я застыла в шоке, когда ее руки обвились вокруг меня, чтобы обнять.

— Что…

— Он хороший человек, и я так рада за тебя.

— А? — Было ли это ранним признаком слабоумия?

Она указала на крышу здания через улицу.

— Повернись и посмотри вверх.

— Почему я пялюсь на крышу здания газеты? — поддразнила я ее.

Вдалеке послышался звук двигателя самолета. По мере того как он приближался, рев его двигателя все громче и громче отражался от зданий. Сначала все, что я могла видеть, это его слабые белые очертания, но когда он приблизился, я узнала в нем один из небольших самолетов, которые фермеры в этом районе использовали для опудривания посевов. Он летел низко и медленно, приближаясь прямо к нам, достаточно близко, чтобы я могла видеть вращение его пропеллера и крылья с красными кончиками.

В квартале от Мэйн-стрит он отклонился в сторону, волоча за собой огромный белый баннер, прицепленный к его хвосту. Большими красными буквами было написано «Выходи за меня замуж, Фелисити».

Я ахнула и широко раскрытыми глазами смотрела, как самолет пролетает мимо. Люди на улице начали смеяться и подбадривать:

— Скажи «да»!

— О боже мой. — Моя рука взлетела ко рту, когда я начала смеяться и плакать одновременно.

Он вспомнил.

Зимой моего выпускного года в старшей школе Сайлас взял меня с собой в Бозмен на экскурсию по университету. Ему нужно было съездить за специальными припасами для ранчо, и он вызвался взять меня с собой, чтобы мне не пришлось тащиться по зимним дорогам. Мы только что въехали в город и пробирались сквозь пробки, когда он наклонился, чтобы указать на мое боковое окно. Над нами был маленький самолет, летевший с предложением руки и сердца.

— Именно такого рода предложение я и хочу, — сказала я ему. — Любой мужчина, который попросит тебя выйти за него замуж через баннер на небе, должен любить тебя больше жизни.

Он вспомнил.

С переполненным сердцем я стояла на тротуаре, пораженная. Когда самолет улетел с Мэйн-стрит, мои глаза начали сканировать лица, выискивая в толпе Сайласа.

Мамина рука коснулась моего плеча.

— Он вон там.

Я повернулась и проследила за ее указательным пальцем. Сайлас стоял посреди тротуара в том направлении, откуда мы только что пришли. Должно быть, он шел за нами по тротуару.

Его руки были скрещены на широкой груди, демонстрируя приобретенный за лето загар. Его ноги были широко расставлены, отчего сильные бедра выпирали под выцветшими джинсами. Его рот растянулся в самодовольной ухмылке.