Можно ещё добавить, что она крестила обеих дочерей Анастасии – внучек Ивана Ивановича Бецкого и своих племянниц.

В истории немало таких фактов, документального подтверждения которых просто быть не может и за давностью лет, да и по причине того, что в своё время скрывать правду было крайне необходимо.

Императрица Екатерина очень часто посещала Ивана Ивановича Бецкого, поскольку они вместе работали над документами по совершенствованию вопросов образования в России. Русский историк-археолог и библиограф Пётр Бартенев писал об этих посещениях следующее:

«У Бецкого был секретарём швед Марко Иванович Хозиков… он один мог оставаться при Бецком в то время, когда посещала его Екатерина, И у внуков Хозикова сохранилось вполне определённое семейное предание, что, входя в комнату к Ивану Ивановичу, государыня целовала у него руку».

Полагаю, что каждому ясно, кому могла целовать руку государыня.

По словам Бартенева, вот что однажды сказала Екатерина во время назначенного ей врачами кровопускания:

«Пусть из меня вытечет вся немецкая кровь и останется одна русская».

Это ли не намёк на то, что отцом её был русский, и пусть незаконнорождённый, но сын русского князя, род которого восходил к Рюриковичам?

Императрица писала о природных русских:

«Русский народ – есть особенный народ в целом свете. Он отличается избирательным умом, великою силою. Я знаю это по двадцатилетнему опыту. Бог дал русским особые свойства… Верю, взойдёт звезда Востока, откуда должен воссиять свет, ибо там (в России) больше, чем где-нибудь, хранится под пеплом духа, мощи и силы».

Пётр Майков в книге «Иван Иванович Бецкой. Опыт его биографии», завершая главу, посвящённую кадетскому корпусу, писал:

«В заключении сей главы не лишнее сказать несколько слов об одном из бывших воспитанников сухопутного Кадетского Корпуса, о графе Алексее Григорьевиче Бобринском, находившемся в исключительных отношениях к Бецкому, немало о нём заботившемуся».

Пётр Майков указал: «Бецкой, получая деньги, отдавал их в воспитательный дом на приращение процентами… Что же касается самого Бобринского, то из переписки Бецкого с императрицей Екатериною II видно, что по её приказанию ребёнок был в 1775 году взят от Шкурина и передан Бецкому, в доме которого и проживал некоторое время. Бецкой очень внимательно и сочувственно отнёсся к ребёнку, наблюдал за ним и сообщал императрице свои замечания о характере, наклонностях и степени развития ребенка».

Далее Пётр Майков сообщил ещё о том, с какой заботливостью относился Бецкой к своему внуку. Факт удивительный:

«Нельзя не обратить внимания, между прочим, на то, что Бецкой во время этого пребывания Бобринского в корпусе как бы делает укор Императрице, что она забывает молодого человека…»

И ещё:

«По окончании обучения в корпусе Бецкой привёз к Императрице 23 февраля 1782 молодого Бобринского, по словам принца Прусского, говорившего, что Бецкой имеет искреннюю к нему дружбу, на которую никогда не считал его способным».

Итак, принц прусский «никогда не считал» способным Бецкого на дружбу? А тут вдруг такое исключение?! И снова не удивительно. Ведь то, что принц назвал дружбой, в общем-то, вполне обычная любовь к внуку. Не так уж редки случаи, когда отцы и сыновья или дедушки и внуки становятся друзьями. Дружбу в подобных случаях можно назвать наивысшей формой отношений в семье.

Портрет А. Г. Бобринского в детстве. Художник Ф. С. Рокотов

Более подробно об этом рассказано в книгах серии «Любовные драмы» – «Орлы Екатерины в любви и сражениях».

Сколько написано о любви – стихов, романов, философских трактатов… Сколько сказано мудрецами древности!

А вот что говорили суфии… Возьмём притчу среднеазиатского тюркского поэта и философа суфийского направления Алишера Навои (1441–1501). Он писал:

«Любовь – это сияющее светило, от которого исходит ясность и свет людских очей, блестящий жемчуг, дарящий красоту и ценность венцам людей; это восходящее солнце, которое сердце, заросшее колючим кустарником печали, в цветник обращает, светящаяся луна, которая тёмную опочивальню души освещает…» Но отмечено в притче и то, что любовь коварна, что «это обширное море, каждый водоворот которого топит сотни кораблей разума и просветления, высокая гора, каждый камень которой сносит голову благочестия и праведного служения; это жгучее пламя, в котором пылают сердца, сверкающая молния, от которой души страдают без конца…» И действительно, сколько страданий проходит перед нами, когда мы касаемся любовных драм и писателей, и поэтов, и государей, и полководцев, и царедворцев, стоящих у царского трона. И как не согласиться с суфием Али Шир Навои, в притче которого сказано, что любовь – «это кровожадный дракон, высасывающий кровь людей, словно вампир… разрушающий весь мир…»

И когда политика вмешивается в любовь, когда это высокое чувство слуги тёмных сил пытаются заставить служить своим мерзким целям, любовь становится не только драконом, но, по словам Алишера Навои, в этом случае «Любовь – это удар молнии, сжигающий гумно разума и веры, буря, разносящая по миру его пепел. Для неё одинаковы нищий и шах, она благочестивого и развратного обращает в прах».

Сколько тяжелейших трагедий и драм сопровождало державный путь династии Романовых! Даже имя самой династии было утрачено именно из-за того, что зачастую любовь, поставленная на службу политики, становилась драконом… И в притче говорится в этом случае:

«Влюблённый – пленник такого несчастья, жертва такого ненастья. Он утопает от тайфуна в море том, его убивает своим ударом этот гром. Он томится под властью вероломного чудовища, он теряет разум от дьявольского зрелища…»

И в этом случае: «Любовь, несмотря на наличие в ней почёта и величия, воли и самостоятельности, является немощным слугой и беспомощным рабом при великолепном дворе царства красоты».

Конечно, официальная история, которая, по словам Льва Николаевича Толстого, «есть ложь, о которой договорились историки», никогда не признает, что с момента вступления на престол Екатерины Второй царствовали в России уже не потомки Романовых, ибо сама Екатерина Алексеевна Романовой по крови не была, как не был Романовым по крови и её сын Павел Петрович – император Павел Первый, попытавшийся впервые после устранения Рюриковичей стать поистине противодворянским, народным государем, подобно Ивану Грозному и его пращурам. Посвятил возвращению к старым, добрым традициям свою деятельность и Николай Первый, пытавшийся произвести контрреволюцию антироссийской революции, учинённой тем, кто известен нам под именем Петра Первого.

Но первые шаги в переходе на престоле, конечно же, по умолчанию, династии Романовых в династию Рюриковичей сделаны были в годы, предшествовавшие царствованию Елизаветы Петровны, а особенно в годы её царствования. И в этом очередном изломе русской жизни значительную роль сыграли именно любовные коллизии, жестокие трагедии и драмы у трона государыни, являвшейся дочерью того,