– Я выполню свой долг, – продолжала она. – Но помните, что эти клятвы даются от имени самоуправляемого народа Новой Зеландии и ее демократически избранного правительства.

И в качестве заключительного росчерка, который вполне мог быть написан лордом Олтрингемом, Королева добавила:

– He iwi Kotahi tatou; мы все – единый народ.

Этот редкий момент одиннадцатидневного турне, которое, по общему мнению, стало менее удачным, чем пятинедельный триумф в 1953–1954 годах. В то время как в Окленде и Крайстчерче встречать Королеву выходили, как и прежде, многолюдные толпы, в Веллингтоне приветствующих было куда меньше. Верховный комиссар Британии Фрэнсис Камминг-Брюс сообщил в Лондон, что так называемая толпа в столице страны «в основном безмолвствовала и почти не махала руками». Унылое настроение явно передалось королевской чете. «Несколько раз мне показалось, что Королева выглядит осунувшейся и очень уставшей, и это отчасти влияло на настроение среди зрителей, многие из которых выразили разочарование», – доверительно сообщил в служебной записке Камминг-Брюс Дункану Сэндису, государственному министру по делам Содружества.

В Австралии также звучали смешанные отзывы и были сделаны похожие наблюдения: толпы были меньше, мероприятия менее зрелищными, а достойные лица из числа чиновников, как всегда, старались отвлечь все внимание Королевы на себя. Тридцативосьмидневный маршрут был значительно короче, чем двухмесячная эпопея 1954 года, и в этом случае королевская яхта давала гостям возможность время от времени выходить в море на прогулки. График турне был, как и прежде, напряженным, не в последнюю очередь потому, что каждый штат разрабатывал собственную программу, не слишком прислушиваясь к реальным пожеланиям гостей. Например, Королева хотела посетить хостел для мигрантов. Запрос из Дворца передали министру иммиграции Алику Даунеру, который нашел подходящее место для посещения во время квинслендского этапа тура. И ничего не вышло. Верховный комиссар Британии сэр Уильям Оливер так докладывал своему начальству: «Обратились к правительству Квинсленда, но оно отклонило предложение на том основании, что нельзя же тратить драгоценное время пребывания Ее Величества в этом штате, приглашая ее посетить федеральный хостел. Итак, для поездки туда, несмотря на выраженный интерес Ее Величества, не нашлось места в ее программе». Даунер также попросил провинции приложить усилия для приглашения на общественные мероприятия «новых австралийцев» – мигрантов-небританцев, которые только недавно стали королевскими подданными. И опять его просьбы остались без внимания.

Австралийская пресса освещала турне Королевы в основном оптимистично. По общему согласию, самая веселая часть турне пришлась на Дарвин, город в той части Австралии, не попавший в маршрут великой одиссеи 1954 года. Королева с удовольствием посмотрела родео, а герцог Эдинбургский принял участие в загоне скота. Супруги также побывали в гостях у семьи аборигенов, Филиппа и Ханны Робертс и их шестерых дочерей, что было нетипично. Врач-самоучка мистер Робертс незадолго до того перевез семью в белый пригород. Когда в дом к Робертсам прибыли королевские гости, соседи приветствовали их пением национального гимна.

А вот в Лондоне Министерство по делам Содружества все больше тревожилось по поводу негативного тона британской прессы. 18 марта в Верховные комиссариаты Британии в Канберре и Веллингтоне поступила телеграмма с пометкой «срочно». В ней говорилось: «Поступают сообщения с предположениями о том, что королевское турне проходит без особого успеха. Срочно пошлите диппочтой конфиденциальный отчет».

В Новой Зеландии Камминг-Брюс не скрывал «испорченного настроения» и возлагал большую часть вины на внешнюю политику Британии.

– Полтора года переговоров о членстве Великобритании в ЕЭС сильно повлияли на мнение Новой Зеландии, – предупреждал он. – Высказанные в ходе общественного обсуждения предположения о том, что отношения Великобритании с Содружеством, вероятно, будут постепенно отходить на второй план… стали серьезным потрясением для той части народа Новой Зеландии, которая придает самое большое значение сохранению самых тесных связей.

Он отметил распространенное мнение, согласно которому Королева послана в Новую Зеландию британским правительством в качестве подачки своим старым союзникам.

– Эта история много раз повторялась и была принята многими, кому следовало бы знать, что это не так, – сказал Камминг-Брюс.

Он также язвительно отзывался о «небрежности» и «непринужденности» новозеландского правительства, особенно отметив премьер-министра.

– Холиок во время некоторых своих выступлений выглядел довольно неряшливо. Его обращения к Королеве однозначно не соответствовали моменту; в них не хватало живой искры, тон звучал скорее покровительственно, и он старался обращаться в первую очередь к публике, а не к Королеве.

Камминг-Брюс смягчил некоторые из этих замечаний в официальной депеше в Лондон три недели спустя, настаивая на том, что турне продемонстрировало новозеландцам, что «их Королева может общаться с ними без помпы и околичностей». Однако он повторил свою мысль о том, что «время визита, состоявшегося в период вскоре после больших дебатов о вступлении Великобритании в ЕЭС, существенно повлияло на его психологическое воздействие».

В Канберре британские дипломаты были несколько менее подавлены. Сэр Уильям Оливер настаивал на том, что визит был каким угодно, только не провальным, и что многие репортажи в британской прессе были «надуманными и совершенно неуместными». Он объяснял это тем, что некоторые британские журналисты были не из числа «придворных», а скорее, «выискивали проблемы». Он объяснял менее многолюдные толпы наличием у большинства австралийцев телевизоров. Те, кто выходил на улицы, составляли «лишь десятую часть тех, кто с не меньшей теплотой следил за ее успехами на экранах домашних телевизоров».

Основная проблема, заключил он, состояла в необходимости соблюдать баланс между «неформальностью» и «королевским шоу».

Касаясь вечного королевского парадокса, он добавил:

– Не только дети надеются увидеть Королеву в короне.

Издание The Economist предложило другую версию: «Только на фоне августейшего великолепия [австралийцы] готовы читать о том, как почтальон зашел в коттедж в Снежных горах и увидел, как Королева ест яичко. Однако людям не хочется, чтобы Королева все время оставалась обыкновенным человеком».

Большинство было согласно, что отношение австралийцев к монарху изменилось и что это не так уж и плохо.

– О ней начинают думать, как о королеве Австралии, – сказал сэр Уильям, добавив, что люди расстаются с представлениями о «Королеве фей»[170], которые, на мой взгляд, не типичны для австралийцев.