Однако Филипп смог направить во Францию шеститысячную английскую армию. Он лично отплыл из Дувра 6 июля и больше никогда не возвратился на землю Англии. Осада Сен-Кантена считалась значительной англо-испанской победой, но вся кампания пошла не лучшим образом, когда в январе 1558 года французы взяли Кале. Последний остававшийся аванпост на Европейском континенте находился во владении Англии два столетия, и его потеря являлась унижением страны за границей, а также личным провалом для королевы Марии. Протестантский составитель мартиролога Джон Фокс сообщал, что в несчастные последние дни она говорила своей доверенной фрейлине Сьюзен Кларенциус, что, хотя она сожалеет об отсутствии супруга Филиппа, именно потеря Кале оставит след на ее сердце.

Это был еще один урок, без сомнения, усвоенный Елизаветой Тюдор, что война – зло, которого следует избегать любой ценой: причина проявлять осторожность с зарубежными альянсами и иностранными союзниками.

В январе 1558 года Мария опять сообщила мужу, что его последний визит оставил ее беременной. Он выразил должную радость, но, наверное, на этот раз немногие верили, что это не ложная беременность. К апрелю Мария узнала, что ошиблась; и все поняли, что ее сводная сестра Елизавета, судя по всему, унаследует престол Англии. Венецианский посол еще годом ранее писал, что «все глаза и сердца» обращены к Елизавете в качестве преемницы Марии и что она и ее люди обнаруживаются за каждым заговором. Когда в конце лета 1558 года стало ясно, что Мария серьезно больна, люди Елизаветы ждали перемен.

Сорокадвухлетняя Мария Тюдор всю жизнь мучилась от проблем со здоровьем, которые часто усугублялись стрессом; нечто вроде этого было справедливо для многих женщин второй половины нашей истории. В начале октября состояние королевы ухудшилось, и 28-го Мария сделала дополнение к своему завещанию. Если у нее по-прежнему не будет «ни плода, ни наследника», ее преемницей станет «следующий наследник и преемник по законам и уставу нашего королевства» – Елизавета.

Специальный посол Филиппа де Ферия бросился в Хатфилд, где нашел Елизавету в нетерпеливом ожидании. Желая, чтобы Елизавета осознала свой долг перед Филиппом и Испанией, он вместо того услышал ее заявление, что народная любовь приведет ее на трон; та самая любовь, которую утратила Мария, «потому что вышла замуж за иностранца». Де Ферия сообщил, что «она твердо решила, что никто не будет ею править». И это подтвердится.

Ранним утром 17 ноября Мария Тюдор тихо скончалась. Почти сразу на нее посыпались обвинения. В 1588 году протестантский изгнанник Бартоломью Трахерон написал, что она была «злобной, жестокой, кровавой, несговорчивой, неистовой, коварной, набитой фальшивыми приемами, с симуляцией и диссимуляцией, лишенной чести, лишенной честности, лишенной всех подобающих добродетелей». Через пять лет после смерти Марии в своей «Книге мучеников» (Book of Martyrs) Джон Фокс скажет свое слово.

Венецианский посол Микель писал о Марии Тюдор:

В определенных проявлениях она исключительна и не имеет себе равных; потому что Мария не просто смелая и энергичная, в отличие от других робких и вялых женщин, но она настолько отважна и решительна, что ни в несчастье, ни в опасности она никогда не проявляет малодушия или трусости, а, напротив, действует с поразительным величием и достоинством…

Однако описание Микеля определял тот факт, что он считал, будто пол Марии «надлежащим образом позволял ей играть лишь умеренную роль в управлении».

Кроме того, дискуссия о женском правлении только что получила свой самый известный вклад. Весной 1558 года шотландский реформатор Джон Нокс опубликовал свой труд «Первый трубный глас против чудовищного правления женщин» (First Blast of the Trumpet against the Monstrous Regiment of Women), в котором утверждал, что возлагать корону на женскую голову все равно, что «надевать седло на своенравную корову»: «нарушение правильного порядка, объективности и справедливости». Это, писал Нокс, «противоречит природе, чтобы женщины властвовали и управляли мужчинами»[65].

Женщины в общем, заявил Нокс, «слабые, непостоянные, нетерпеливые, слабохарактерные и глупые: опыт доказал, что они раздражительны, неустойчивы, жестоки и не способны ставить цель и руководить». Мария Тюдор была «ужасным чудовищем Иезавелью». К тому же не только Нокс высказывался в таком духе; другие авторы, например Кристофер Гудман, Энтони Джилби и Томас Бэкон, тоже связывали свою критику католицизма Марии с ее полом.

Однако факты говорят громче слов, а факт состоял в том, что Мария Тюдор правила Англией, успешно осуществляя власть. Как в 1559 году написал Джон Эйлмер в своем опровержении позиции Джона Нокса «Гавань для веры и истины, против недавнего Гласа касательно правления женщин» (An Harborowe for Faithfull and Trewe Subjectes, agaynst the Late Blowne Blaste, concerninge the Government of Wemen): «в Англии не так опасно иметь женщину-правительницу, как это представляют себе мужчины». Мария Тюдор, внучка Изабеллы Кастильской, доказала, что такая возможность существует. В этом состоит ее наследие, ее дар женщинам, которые пришли после нее. Хотя она никогда не хотела, чтобы именно ее единокровная сестра династии Тюдоров Елизавета первая воспользовалась этим подарком.

34

«Если Бог с нами»

Франция, 1558–1560 гг.

Когда Мария Тюдор умерла, и Елизавета Тюдор взошла на престол, во Франции три женщины, которые в один прекрасный день будут призваны взять на себя заботу о королевстве, по-прежнему видели собственное будущее в тени власти супруга. Однако религиозные расхождения в Европе уже определили наполнение их жизней, пусть пока это было незаметно.

В апреле 1558 года пятнадцатилетняя Мария Стюарт выполнила предназначение, для которого ее воспитывали, – вышла замуж за Франциска, четырнадцатилетнего французского дофина. Возврат Кале явился победой, достигнутой де Гизами, семьей Марии, и это бракосочетание было их наградой. Великолепные церемонии производили сильное впечатление, хотя яркая красота одетой в белое Марии подчеркивала тщедушную слабость ее супруга[66].

«Этих новобрачных действительно считали самой королевской и праздничной парой из всех, которых видели в этом королевстве за многие годы, – писал венецианский посол, – судя по великолепию и роскоши драгоценностей и нарядов господ и дам; по грандиозности банкета и величавости при обслуживании стола; по очень дорогим затеям на маскарадах и других увеселениях».

На государственном банкете после церемонии бракосочетания шесть заводных механических кораблей с серебряными мачтами плыли по вздымающимся волнам нарисованного на ткани моря. Каждым кораблем управлял представитель королевского рода, приглашавший на борт даму по собственному выбору. Король Генрих II выбрал саму Марию, а дофин – его мать Екатерину Медичи. Мария де Гиз, которая не могла покинуть Шотландию, чтобы присутствовать на свадьбе, назначила свою мать представлять ее на переговорах. Однако эта важная сделка совершалась за закрытыми дверями.

Официальный брачный договор (как ранее подобные документы Марии Тюдор и Изабеллы Кастильской) тщательно охранял независимость Шотландского государства. Однако по указанию ее дядей