Гизов пятнадцатилетняя королева за несколько дней до того подписала другое, тайное, соглашение, по которому Шотландия, в случае смерти королевы бездетной, станет достоянием Франции. Отписала бы так беспечно свою страну другим Елизавета Тюдор, даже в 15 лет?

Франциска теперь будут называть королем-дофином. Еще более сомнительным, через год после смерти Марии Тюдор Английской, стало решение изображать на всех вещах Марии Стюарт и Франциска геральдические знаки Англии вместе с гербами Франции и Шотландии. Это являлось открытой декларацией, что Франция не признает королевой протестантку Елизавету – незаконнорожденную, с точки зрения католиков. Вместо того французы считают Марию Стюарт, законную правнучку Генриха VII, наследницей Марии Тюдор. Следующим летом при входе Марии Стюарт в капеллу церемониймейстеры выкрикивали: «Дорогу королеве Англии!»

На самом деле в том, что касалось французского правительства, восторжествует более спокойный дипломатический расчет, и скоро они будут вести дела с Елизаветой Тюдор как королевой Англии. Тем не менее между двумя родственницами королевской крови вопрос о правах Марии Стюарт на английский престол останется спорным до их последних дней.

Звезда Екатерины Медичи продолжала восходить все 1550-е годы. Когда Генрих II поддержал притязания Екатерины на наследство в Тоскане, венецианский посол Микеле Соранцо писал, что «если Флоренцию освободят, вся заслуга будет принадлежать королеве». (Этот же человек написал также, что ее «все любили».) Когда в 1557 году захватили саму Северную Францию, Екатерина – снова являясь регентшей, пока Генрих воевал с Филиппом Испанским, – сделала многое, чтобы успокоить людей в Париже и убедить их дать Генриху солдат и деньги.

Однако Европа уставала от войны, и жизненно необходимый мир, о котором договорились в конце десятилетия, станет возможным лишь при участии другой женщины. Кристина Датская, вдовствующая герцогиня Лотарингская (одна из племянниц, которые росли у Марии Венгерской), утверждала, что несколько лет стремилась добиться мира между двумя великими державами. Она на собственном опыте испытывала последствия этого конфликта; в Лотарингии ее подозревали из-за принадлежности к Габсбургам, а затем в результате действий французов заставили отправиться в изгнание. В октябре 1558-го она написала своему кузену Филиппу Испанскому, что будет рада выступить в роли посредника на любых мирных переговорах, но он должен обеспечить ее безопасность «не только потому, что я женщина, но и потому, что, как вам известно, я в немилости у французов».

Начавшиеся той осенью переговоры пришлось приостановить не в последнюю очередь потому, что требовалось провести траурные церемонии по кончине Карла V, Марии Австрийской и Марии Тюдор. Однако весной 1559 года, вскоре после того, как сын Кристины, молодой герцог Лотарингский, женился на дочери французского короля Клод, переговоры снова начались в небольшом городке Като-Камбрези, примерно в 20 километрах от Камбре, где три десятилетия назад Маргарита Австрийская и Луиза Савойская подписали «Дамский мир». Как писал Елизавете Тюдор ее родственник и представитель барон Говард из Эффингема, «собрание полностью было обеспечено усердными трудами герцогини… и она постоянно присутствует на всех встречах и обсуждениях».

Кристина Датская сидела во главе стола, французы слева от нее, испанцы напротив, и англичане справа. Точно так же, как в Камбре много лет назад, переговоры несколько раз практически прекращались, и Кристина ловила посланников уже в дверях, чтобы не дать им уйти. Как писал венецианец Тьеполо, «герцогиня, невзирая на свою усталость, ходила туда-сюда между представителями стран, с огромным энтузиазмом и пылом заклиная их прийти к согласию». В апреле сделку в конце концов согласовали.

Като-Камбрезийский договор положил конец десятилетиям Итальянских войн. По сути, Франция согласилась прекратить свои исторические притязания на Пиренейский полуостров. Это было весьма выгодно Испании, но в целом для интересов Габсбургов присутствовал серьезный недостаток, поскольку сделанные Франции уступки отрезали Священную Римскую империю от Испании. Тем не менее сама Испания стала сильнее.

Кристина написала французскому королю: «Я чувствую величайшее удовлетворение, что оказалась способна добиться заключения столь превосходного договора, который не может не стать великим благом для Христианского мира». Действительно ли она вернулась в Нидерланды героиней, достойной «дочерью» Маргариты и Марии Австрийских?

По иронии судьбы, наверное, ее корни в Нидерландах и собственная популярность Кристины в этой стране помешали Филиппу поручить ей регентство, отдать ей пост, остававшийся свободным после отставки Марии Австрийской. Вместо этого в июне регентом назначили Маргариту Пармскую. Кристина Датская провела следующие 19 лет советником своего сына в Лотарингии и еще 12 – в собственных владениях в Италии, при этом постоянно следила за тем, чтобы не допустить чрезмерного давления на эти территории со стороны Филиппа Испанского или Франции в лице Екатерины Медичи[67].

По Като-Камбрезийскому договору старшую дочь Екатерины Медичи и Генриха II, тринадцатилетнюю Елизавету Валуа, обещали в жены Филиппу Испанскому (а сестру французского короля Маргариту – герцогу Савойскому). Однако косвенно этот договор скоро принесет трагедию французской королевской семье.

Летом 1559 года на рыцарском турнире в честь бракосочетания дочери короля с Филиппом пика его противника попала Генриху II в лицо. Забрало короля раскололось, осколок вошел в глаз, и после девяти дней агонии Генрих умер.

Его смерть, бесспорно, была личной трагедией для Екатерины Медичи. Проницательный венецианский посол отмечал, что «она любит короля больше, чем кто-либо». Однако, по всей видимости, трагедия предоставила также и возможность, или, мягко говоря, вызов, который она осмелилась принять. Разве Анна де Божё, удерживая трон для другого мальчика-короля Франции полвека назад, не выделила вдовство как самый ответственный и самостоятельный период в жизни могущественной женщины?

Новый король, старший сын Екатерины Медичи Франциск II, был болезненным подростком, который легко поддавался чужому влиянию. Однако его ушей достигал голос не только матери, и в первые дни правления сына Екатерина могла занять место за столом власти только в союзе с семьей новой королевы Марии де Гизами. Как только Гизы стремительно бросили силы, чтобы подчинить своему влиянию пятнадцатилетнего короля, Екатерина оставила память супруга и присоединилась к ним. Ее присутствие легализовало Гизов; другие, кто мог надеяться захватить долю власти, в особенности большой конкурент Гизов констебль Франции Монморанси, были оставлены оплакивать Генриха.

Устроившись в Лувре, Екатерина Медичи позволила себе предаться скорбному уединению, которое ожидалось от французской вдовствующей королевы. Ее невестка Мария часто приходила в ее задрапированные черным шелком апартаменты. В письме своему «верному другу, доброй сестре и кузине» Елизавете Английской Екатерина писала, что ее потеря «так свежа, так ужасна и вызывает такую боль, горечь и отчаяние, что нам необходимо, чтобы Господь, поразивший нас таким горем, дал нам силы перенести его». Один из посетителей рассказывал, что она такая «заплаканная», что у него самого потекли слезы.

По подсказке Гиза новый король сказал Монморанси: «Я очень хочу утешить твою старость»; это значило, что его отправляют на