положение, но тем меньше мне почему-то хотелось отступить. Теперь, когда процесс начался официально, и суд, похоже, стал неотвратимым, я твердо осознал, что решимость не оставила меня, но и не ослепила грезами о скорой победе. Как мы некогда твердили на гимназических уроках латыни, «volens, nolens, debens» – хочешь, не хочешь, а должен.

Именно эти слова пульсировали в моих висках в такт стуку колес, и именно с этой угасающей мыслью я провалился в сон.

Глава XIV

Поутру я проснулся от звона колокольчика, с которым проводник проходил по вагонному коридору. Поезд, скрипя и подергиваясь, уже неторопливо подкатывался к въездной арке крытого дебаркадера, огромным ажурным куполом нависавшего над путями и платформами столичного Николаевского вокзала.

Главная петербургская станция встретила меня толкучкой и давкой, пусть зима и представлялась мне не самым лучшим временем для посещения столицы. На улице шел мелкий колкий снег, который вихрями носился по широкой привокзальной площади. Подняв повыше ворот своей шубы, я ринулся к одной из стоявших здесь пролеток и, приказав кучеру отвезти меня в гостиницу поприличнее, захлопнул за собой дверцу экипажа.

Демутов трактир, в который меня доставил извозчик, был огромным красноватым зданием, нависавшим несколькими ярусами своих окон над неширокой извилистой речкой с закованными в камень берегами. Трактиром он только назывался, на деле же эта весьма недешевая гостиница состояла из нескольких строений в три-четыре этажа со строгими классическими фасадами. Снять здесь можно было как роскошные апартаменты, так и довольно скромный номер с одним окном.

Уладив внизу формальности, я поднялся наверх. Едва успев сбросить с плеч шубу и окинуть взором свою новую комнату, я сел за стол и написал княгине Багрушиной записку, в которой уведомлял ее о своем приезде и, как и было условлено, испрашивал разрешения пожаловать к ней в гости. Потом, отослав записку с посыльным и отобедав, я решил, дабы скоротать время, отправиться на прогулку по Невскому проспекту.

Столица с ее широкими и прямыми как стрела улицами, большими площадями и огромными занесенными снегом домами, украшенными лепниной, даже зимой казалась совсем иной, нежели любой прочий город империи. Я прошел мимо нового храма преподобного Исаакия Долматского, похожего на дремлющего под сугробом исполина в золотых доспехах, дошагал до одетой в гранит набережной; здесь я, постояв немного у подножия бронзового памятника царю Петру, полюбовался на башенку раскинувшегося на противоположном берегу реки здания Кунсткамеры, а обледенелый шпиль Петропавловского собора, скребущий своим острием по облачному подбрюшью низкого зимнего неба, тем временем тускло и загадочно поблескивал мне издали.

Жаль только, что наслаждаться городскими видами долее не вышло: холод и ветер здесь были сегодня столь сильны, что очень скоро я решил поворачивать оглобли обратно в гостиницу.

К вечеру мне в номер принесли ответ княгини.

Я с нетерпением вскрыл конверт.

Княгиня сообщала, что ожидает меня завтра к шести часам пополудни.

На следующий вечер в назначенное время я был уже у особняка Багрушиных. Сказать по чести, я рассчитывал на личную аудиенцию, но в доме явно намечался какой-то большой обед или иное подобное торжество: окна сияли огнями, изнутри доносился шум голосов, слышались взрывы смеха и звуки рояля, а у парадного подъезда меня резво обогнал какой-то молодчик в тоненькой шинели явно не купеческого и даже не дворянского вида. Он почти взбежал вверх по лестнице, позвонил и тут же нырнул в дверь, едва дворецкий успел раскрыть ее перед ним. Слуга отпрянул, уже, видимо, не удивляясь происходящему, а затем хотел было затворить дверь, но, увидев меня, поднимавшегося по ступеням, задержался и приосанился:

– Чего изволите, милостивый государь?

– Я Марк Антонович Арбелов. Мне назначено, – ответил я, доставая из бумажника свою визитную карточку.

– Пожалуйте, сударь! Позвольте принять вашу шубу и соблаговолите подождать минуточку здесь. Я незамедлительно доложу о вашем прибытии!..

Где-то невдалеке снова послышались голоса, смех и аплодисменты. Тем временем я поднялся из передней по украшенной золотом мраморной лестнице и очутился в просторной пустой гостиной. Тут красовались массивные бархатные кресла, небольшая кушетка, плевательницы, этажерка с какими-то книгами, а в углу я разглядел даже ломберный столик. Что ж, тут явно любят принимать гостей…

Стоя у большого окна, обрамленного пастельными кружевными гардинами, я принялся разглядывать людей, преимущественно молодых и порой довольно странных на вид, то и дело входивших с сумеречной улицы в парадное особняка княгини. Однако вскоре скрип открывающейся двери и шелест ткани за спиной заставили меня обернуться.

Передо мной стояла дама лет сорока пяти с изысканной пышной прической, одетая в открытое кремовое бальное платье с кружевными оборками самой тонкой работы. Своею фигурой она сразу напомнила мне привычный образ русских купчих, в котором их обычно изображают на парадных портретах, однако, к удивлению моему, двигалась она быстрыми легкими шагами, словно бы почти танцуя.

Я поклонился и представился.

– Рада видеть вас у себя, Марк Антонович, – улыбнулась княгиня. – Признаюсь, я ждала вас.

Хозяйка опустилась на кушетку, взмахом веера указав мне на стоящее рядом кресло:

– Я не стала бы беспокоить незнакомого занятого человека без особой надобности, но этот разговор важен для нас обоих.

– Я весь внимание.

– Беседа наша не должна оказаться для вас такой уж неожиданностью. Скажу прямо, я была знакома с Анной Устиновной Барсеньевой очень давно, с самой юности. Да, я тоже родом из нашей с вами Самары. Поэтому, когда она появилась на пороге моего московского дома, я поначалу подумала, что мы просто проведем вечер в приятных воспоминаниях о нашей молодости. Но Анна не бросилась в сентиментальные мемуары; напротив, она трезво представляла свое возможное будущее, поделившись со мною своими мыслями по поводу завещания ее брата и попросив у меня поддержки. Сначала я даже не могла уразуметь, чем именно могу ей помочь. Повлиять на что-то через собственные связи… Но дело казалось таким сомнительным и непредсказуемым! Однако потом, чуть позднее, я вдруг придумала, как прийти на помощь давней подруге, не прося содействия у мужа, ибо князя подобные просьбы уж точно не обрадовали бы, ибо могли повредить его службе…

Княгиня, снова раскрыв веер, принялась обмахивать им свое декольте весьма внушительных размеров:

– Вот уже много лет раз в неделю я собираю у себя довольно деятельный литературный кружок. Ко мне вхожи весьма известные в литературно-газетных кругах личности, в Москве – одни, в Петербурге – другие, но смею вас заверить: если какое-то событие надо представить в нужном свете, я могу твердо рассчитывать в этом деле на поддержку моих завсегдатаев-визитеров. Увы, я не успела претворить сей план в жизнь