щекам, по скулам, по уже холодным губам… - я найду тебе самое красивое тело. Я выберу для тебя любого - будь то сын главы Великого Дома или сам Всеблагой, реши тот восстать… Если он будет достоин стать твоей оболочкой, я выберу его, - шепчу, продолжая наглаживать его остывающую кожу.

Затем вытираю лицо от слёз, спускаюсь в могилу и аккуратно опускаю туда тело. Укладываю на землю. Наклоняюсь к нему и целую в последний раз.

Поправляю его волосы, стараясь запомнить каждую черту...

…и прощаясь с ним. С таким - уже навсегда…

После чего выбираюсь наружу и начинаю закапывать тело.

Выровняв землю, иду в дом и поднимаюсь в свою спальню. Подхожу к подоконнику, где росло Древо Тысячи Слёз Страданий и Радости, и осторожно прикасаюсь к хиленьким листочкам, - замечая то, чего раньше не видела.

Место на стебельке, откуда был изъят черенок. Уже давно изъят.

Вполне вероятно - года три назад…

Беру горшок с растением и несу на задний двор. Высаживаю его на могиле и обильно поливаю.

- Весь периметр тренировочной площадки засадить самыми разными растениями и цветами, - отдаю приказ громко, глядя сверху вниз на древо и зная, что часть слуг сейчас стоит за углом дома, ожидая от меня каких-то слов.

- Будет сделано, - кивают служанки в серых платьях, выходя на свет.

- Сделайте до ночи, - отрезаю и поднимаю взгляд на темнеющее небо, - а для меня приготовьте горячую ванную.

- Слушаемся, - кивает та прислужница, что была оставлена Нехой за главную.

Некоторое время просто стою над могилой, не обращая внимания на работниц, начавших выполнять моё приказание. Уже совсем скоро его могила станет неотличима от клумб - и только я буду знать, где он лежит. Я и мои молчаливые преданные слуги.

- Ваша ванна готова, - рапортует служанка, и я иду наверх - отмокать в горячей воде. За окном уже окончательно темнеет, когда я выбираюсь наружу и начинаю вытирать своё тело.

- Госпожа, пришла посылка, - сообщает служанка из-за двери, пока я надеваю белую длинную ночнушку.

Иду в спальню и смотрю на короб с Молотом.

Перевожу взгляд на черный шелковый халат, заготовленный для завтрашнего дня… накидываю его сверху и покидаю дом.

Не помню, как добираюсь до зелёного парка; впервые пересекаю пост охраны и незамеченной попадаю в особняк. Иду вперёд скорее по наитию - помня схемы зонирования в подобных домах и обходя стражу через другие комнаты, порой выбираясь через балконы и перепрыгивая с одного на другой…

В итоге, открываю дверь в спальню и останавливаюсь.

Понятия не имею, как я выгляжу.

На моих ногах, кажется, нет обуви.

А волосы, должно быть, только высохли, - я ничего не чувствую...

Аниш приподнимается на локтях в своей кровати и некоторое время смотрит на меня. Затем чуть отодвигает край одеяла.

С едва ощутимым облегчением иду к нему и забираюсь в теплую кровать. Прижимаюсь к горячему боку и просто лежу.

Радуюсь уже тому, что ещё способна ощущать тепло. Что касается разговоров… похоже, говорить я совсем разучилась: не могу вспомнить, как это делается.

Открываю рот и закрываю.

Смотрю в темноте на гладкую кожу его живота.

Это когда-нибудь изменится? Моя чувствительность вернётся?..

Протягиваю руку и глажу рельефный пресс, чуть приподнимающийся и опускающийся от равномерного дыхания. Прижимаюсь к нему губами. Ощущаю… я ощущаю жар от его кожи! Захватываю губами ещё больший кусок, чувствуя, как сбивается выверенный ритм вдохов.

Аниш откидывает одеяло одной рукой, а второй затягивает меня на себя, стягивая шелк с моих плеч и впиваясь зубами в нежную кожу основания шеи. Мы ничего не говорим. Мы просто пробуем друг друга на вкус, зная, что… возможно, это в первый и последний раз.

Я позволяю ему снять с себя ночнушку. И позволяю прикоснуться к шраму, лишь на считанные секунды застыв от движения подушечки пальца прямо по линии сросшейся кожи. Аниш тоже ненадолго замирает, продолжая дышать мне куда-то в шею и, вероятно, прикрыв глаза… а затем буквально сминает меня, вкладывая в свою страсть ещё больше силы и ещё больше агрессии. Мне больно и, кажется, я плачу. Но не останавливаю его, унесённая его ритмом туда, где притупляются второстепенные ощущения, где отключаются мысли и где остаётся лишь возбуждение. И жажда! - жажда быть наполненной чужим желанием, чужим «хочу», чужой… нет, нашей страстью...

Отдавшись целиком его инициативе, растворяюсь в ощущениях, - а по возвращении… беру контроль уже в свои руки, погружая нас обоих в бесконечный круговорот желания и похоти.

Уже под самое утро освободившись от всей неподконтрольной мне энергии, я смогла успокоиться и взять себя в руки. Аниш спал, вымотанный, но насытившийся… и такой домашний, что я поймала себя на том, как залипла на его лицо - расслабленное и прекрасное…

Он уже знал, кто я, или кем я была… и всё же позволил мне освободиться от того, что разрушало меня изнутри - рядом с собой. Он исцелил меня.

И оказался намного более цельной личностью, чем я предполагала.

Но я вновь испытаю пределы дозволенного - и всё же заставлю его ненавидеть себя. Потому что не могу не закончить то, что начала.

Я просто не имею на это права, даже с учетом того, что после моего поступка Аниш уже точно не сможет простить меня.

Осторожно поднимаюсь с кровати и надеваю ночнушку. Затем накидываю сверху халат. Иду к стене, поднимаю ножны с проклятым клинком внутри…

И покидаю особняк Триведи.

Пока бреду в сторону своего дома, стараюсь не думать ни о чём. Сердце уже не болело, но пустота в голове всё ещё казалась мне более надежной спутницей, чем какой-то случайный мысленный поток.

Поэтому, когда меня толкают спиной в шершавую стену какого-то здания, я не сразу соображаю, что вообще происходит.

- Я так и знал, что ты простая дешёвая шлюшка - хотя строила из себя такую коварную злодейку, что даже меня в какой-то момент ввела в заблуждение! - звучит раздраженный голос Кишана, после чего на моей шее появляются длинные пальцы, - Ну, и каково это - спать с Проклятым Клинком?

Смотрю на него безразличным взглядом, понятия не имея, как лучше поступить - избить его до полусмерти или просто побить и пойти, куда шла?

- Я тебя спрашиваю! - встряхивает меня господин Третьего Дома, затем опускает взгляд на мою одежду, - А ты бесстыдная… вырядилась, словно развратная воительница, блуждающая по ночным улицам